Я любил ее в Париже, когда она еще не была вполне сформировавшейся, и, оказавшись передо мной такой, какой она теперь стала, ей не трудно было собой гордиться. Она показала мне весь свой прекрасный дом и свои украшения, рассказала историю своих амуров с герцогом, их разрыва из-за его постоянных измен, и своего замужества с человеком, которого она презирает, но которого ее ситуация заставляет на ней жениться. В час обеда мы все направились в гостиницу и встретили там полковника, который был главным участником затеи отдать меня в солдаты. Он поднял руку к шляпе первым и пошел своей дорогой. С этой шайкой друзей я провел обед очень весело. После обеда я пошел селиться у Баллетти, поставив под навес мою почтовую коляску, и в сумерки мы направились к Тоскани, где я нашел двух красоток, чьи прелести вскружили мне голову: ее дочь и жену Вестриса, которую герцог отдал ему, после того, как заимел от нее двух детей, которых признал. Эта Вестрис, хотя и очень красивая, понравилась мне лишь своим складом ума и своим изяществом, которое выдавало в ней существо, рожденное, чтобы быть комедианткой. У нее был только один дефект: она картавила. Поскольку Тоскани-дочь проявляла сдержанность, я позволил себе за столом обратить мои куры, в основном, в сторону Вестрис, чей муж не был ревнив, потому что, в полном согласии с ней, не любил ее. В этот день распределились роли небольшой комедии, которую должны были представить по приезде герцога; молодой автор, который находился в Луисбурге, сочинил ее, надеясь, что она убедит суверена взять его к себе на службу в качестве поэта.
После ужина, разговаривая об этой пьеске, в которой Вестрис играла главную роль, роль маленькой любовницы, попросили ее почитать, и она исполнила просьбу с величайшим усердием.
— Ваша игра идет от души, — сказал я ей, — вы выражаете чувства таким образом, что можно поклясться, что все, что вы говорите, — это ваше, а не персонажа. Как жаль, мадам, что кончик вашего языка не позволяет вам произносить букву «р».
При этих словах весь стол мне зашикал. Мне сказали, что это не недостаток, но шарм, выражение приобретает нежность, становится более интересным, привлекает больше внимания, актриса, которая так не говорит, завидует той, которая имеет такую возможность. Я не отвечал, но смотрел на Вестрис.
— Полагаете ли вы, — говорит мне она, — что я притворяюсь?
— Нет, я так не думаю, потому что отдаю вам справедливость.
— Человек, меня любящий, который говорит чистосердечно, что — вот, это так жалко! — доставляет мне гораздо больше удовольствия, чем те, кто думает мне понравиться, говоря, что это сама красота; но от этого нет лекарства.