Полагаю, что мне нечего сказать об этом городе, столь замечательном сегодня, чье существование кажется и сегодня мне ненадежным, когда я об этом думаю. Нужен гений, такой, как этот великий человек, который развлекался тем, что постарался опровергнуть природу, построив город, который должен стать столицей всей своей обширной империи в таком месте, которое не может быть более неблагодарным к трудам тех, кто с упорством задумал сделать его пригодным, чтобы выдержать дворцы, которые там строятся ежедневно в камне, при огромных расходах. Мне говорят, что сегодня этот город уже взрослый, и слава за это великой Екатерине, но в 1765 году я наблюдал его еще в младенчестве. Все мне казалось руинами, построенными наскоро. Улицы мостились с уверенностью, что придется их перестилать еще раз через шесть месяцев. Я видел город, который торопящийся человек должен был заставлять делать наскоро; и действительно, царь родил его за восемь месяцев. Но эти восемь месяцев явились временем его детства; дитя было задумано, возможно, задолго до того. Созерцая Петербург, я раздумываю над поговоркой: Canis fœstinans ceecos edit catulos[11]; но мгновенье спустя, любуясь великим замыслом, я говорю, преисполненный уважения: Dm parturit lexna sed leonem[12]. Я предсказываю, что через век Петербург будет превосходен, но вырастет по крайней мере до двух туазов, и большие дворцы не рухнут в руинах из-за своих свай. Запретят варварскую архитектуру, которую принесли с собой французские архитекторы, привыкшие строить кукольные дома; и Бецкого, впрочем, человека умного, не будет более, чтобы отдавать предпочтение Растрелли и Ринальди перед Ламотом-парижанином, который удивил Петербург, сотворив трехэтажный дом, замечательным в котором, согласно ему, было то, что не видно и невозможно было догадаться, где находятся лестницы.
Мы прибыли в Москву, как и обещал нам наш человек. Невозможно было приехать быстрее, передвигаясь все время на одних и тех же лошадях; но на почтовых это произошло бы быстрее.
— Императрица Елизавета, — сказал мне местный человек, — проделала это путешествие в пятьдесят два часа.
— Я этому вполне верю, — сказал русский старой формации, — она дала указ, в котором предписала это время, и она приехала бы еще быстрее, если бы предписала меньшее время.
Факт тот, что в мое время не дозволялось сомневаться в непогрешимости указов; тот, кто подвергал сомнению возможность исполнения указа, что значит, декрета, считался виновным в оскорблении величества. Я ехал в Петербурге через деревянный мост вместе с Мелиссино, Папанелопуло и тремя или четырьмя другими, когда один из них, видя, что я порицаю недоброкачественность этого моста, сказал, что он будет сделан из камня к какому-то из дней его общественного функционирования, когда по нему должна будет проехать императрица. Поскольку до этого дня оставалось только три недели, я сказал, что это невозможно; русский, посмотрев на меня строго, сказал, что не следует сомневаться, поскольку насчет этого был указ; я хотел возразить, но Папанелопуло пожал мне руку, сделав мне знак молчать. В конце концов, мост не был сделан, но я не знаю причины, потому что за восемь дней до окончания императрица опубликовала второй указ, в котором она заявляла, что согласно ее благоволению мост будет построен только в следующем году.