— Почерк? Да, да. Неужели он?
— Отец Федор. Немножко изменил и под язык подделался, но грива поповская видна.
— О себе он чуть–чуть намекнул.
— Наверное, в синод подал. Читайте теперь с угла резолюцию. Первая от губернского комиссара: «Немедленно принять строгие меры, согласно приказа главнокомандующего от 8 сентября сего года». Приказ Керенского знаете? Три года тюрьмы.
— Та–ак. От уездного в волостной: «Для срочного исполнения». Это чуть послабее… От волостного в сельский: «Для… обсуждения». Что?
— Ничего, Соня. Обсудить нам велят. Отдать или подождать…
— Что же вы решили?
— Пусть пока полежит. Впрочем, с Григорием мы уже обсудили. Дайте мне перо.
Широко, жирно по всем резолюциям вывожу свою, от сельского комитета: «Отказать».
— Глядите, Соня, хороший глагол? В каком он спряжении?
— Глаголов тут много: приказательный, повелительный, обсудительный и еще ваш — отказательный. Но никому больше не отказывайте. Слыхали, драгуны свирепствуют? Могут заявиться. Они нашему селу знакомы.
— Забыл рассказать. Сабуренкова в Кучках мужики поколотили. Арендные деньги назад потребовали, а он на них: «Во–он!» Ну, мужики и прописали по его окаянной шее. Говорят, в Бекетовку сбежал. Там тоже у него имение. Книгу прочитали?
— Хорошая. Начала уже Бебеля «Женщина и социализм».
Дома, едва я переступил порог, мать с затаенной радостью сообщила:
— Слыхал? У батюшки нынче ночью свинью украли. Мавра прибегала. Говорят, стену проломали, забрались, зарезали и утащили.
— Ловко. На кого грешат?
— Дезентиры, слышь, больше некому.
— У попа свиней хватит.
— Ох, Петька, гляди! Ходишь ты вот так, кокнут и тебя.
— Да что ты, мать, нетто я боров? У меня вот, — хлопаю по карману, — семизарядный.
Васька уже проснулся, смотрит на меня, смеется.
— Ты что щеришь зубы? — спрашиваю его.
— Вроде. рановато ты вставать начал, — и подмигивает.
— Вон у попа свинью сперли на десять пудов. Не ты ли случайно?
— А не мешало бы свининки с картошечкой поджарить.
— Губа у тебя не дура. Э–э, ты что же чуб теперь не крутишь?
— Зачем он мне?
— Без чуба Марфуша любить не станет.
Брат покосился на мать, снова подмигнул мне.
— Такого парня, как я? Любая — на выбор.
— Ну, Васька, теперь я тебя не только не понимаю, а просто диву даюсь: мой ли это брат?
— Твой. А Григорий все еще не приехал? — вдруг перебил он.
— Пока нет.
Матрос уже третий день з городе. Там городской комитет созвал первую уездную конференцию коммунистов.
Выйдя из избы Павла, я услышал страшные крики на улице. Скоро примешался звон в печные заслоны, в косы, в ведра. Что такое? Мы с Павлом направились в конец улицы. Народ, обгоняя нас, бежал туда.