— Иди домой, неси матери, — не оборачиваясь ко мне, сердито сказал отец. — Тебе больше тут делать нечего.
Я как будто не слышал его и все пробирался с ним вместе. Лишь когда дошел он до Игошки, я отстал немного и молча стал наблюдать.
Очередь Игошкина была уже близко. Отец, стараясь обратить на себя внимание, хотел заговорить с ним, но, видимо, не знал с чего начать. Он заглядывал Игошке в лицо, кашлял, крутил головой, указывал на дядю Федора, на старосту, на Апостола, который уже был пьян, так как помимо полагающейся ему чашки он выпил еще две за непьющих. И когда очередь дошла до Игошки, отец ни с того ни с сего вынул табакерку и предложил ему понюхать табаку. Игошка взял щепотку, потянул носом и тут же громко чихнул. Отец засмеялся и, указывая на меня, пожаловался:
— Мать прискотину за мной прислала. Так и не дали магарыч выпить, отлить заставили. Беда, ей–богу! Зубы, что ль, у нее болят!
Игошка засмеялся, хотел что‑то ответить, но очередь уже дошла до него. Ему передали чашку. Я подошел ближе. Увидел, как у отца задрожали губы, как он жадными глазами смотрел на Игошку, который держал в руках чайную чашку.
— Будьте здоровы! — проговорил Игошка вполголоса.
— Дай бог тебе выпить, — пошутил над ним кто‑то.
Он поднес чашку к губам, сделал вид, будто пьет, но тут же отвел ее от себя, мельком взглянул на отца. Тот, не дожидаясь, когда Игошка передаст ему чашку, не взял, а как‑то вырвал ее.
— За твое здоровье! — проговорил отец и быстро начал пить водку.
— Тятька, не всю! — крикнул я ему. — Оставь немножко… Хоть на донышке, хоть с наперсток!
Но, видя, что никакой надежды нет, я вырвал у него чашку. Там еще оставалась водка. Острый запах ударил мне в нос, водка обожгла горло, но я, торопясь, выпил до дна. Выпил, передал чашку отцу, тот отдал ее кому‑то, и мы с отцом начали закусывать.
На сходе, кроме меня, были еще мальчишки. Они пришли за отцов. Некоторые из них тоже принесли посуду, а некоторые и без посуды, если отец и мать были непьющие.
Ко мне подошел Авдоня. Оглядываясь, как бы кто не подслушал, он зашептал:
— Сейчас наша очередь. Тятьки дома нет, мамка не пьет. Давай с тобой пополам.
— Я уж выпил.
— Это ничего. Зато будет весело, — уговаривал он.
— Боюсь, сдохну.
— Эка, чего надумал! Ежели голова закружится, мы с тобой на улицу, а там такой холодище, сразу все вышибет. Будешь? А то другого найду.
Покосился я на отца, а тот уже стоял около дяди Сергея, непьющего мужика.
— Селиверстов Лазарь! — крикнул староста.
Громко, стараясь говорить басом, Авдоня отозвался:
— Тут!