Харви Уоррендер подошел к нему сзади.
— Вы смотрите на моего сына — Хоуарда, — сказал он.
Это было произнесено более любезным тоном, чем все предыдущее. При этом на Ричардсона пахнуло виски.
— Да, — сказал Ричардсон, — я предполагал, что это он.
У него было такое чувство, что его проводят по ритуалу, какому подвергают всех посетителей. И ему хотелось поскорее с этим покончить. Но Харви Уоррендера было не сбить с пути.
— Вы, наверное, думаете, почему эти вещи лежат под портретом, — сказал он. — Это все вещи Хоуарда. Я попросил прислать их мне — все, что у него было, когда он погиб в бою. У меня их целый ящик, и я меняю их тут через каждые несколько дней. Завтра я уберу отсюда маленький самолет и положу на его место карманный компас. На будущей неделе я на место карты положу бумажник Хоуарда. Пилотку большую часть времени я держу тут. Мне иногда кажется, что он войдет в эту комнату и наденет ее.
«Что тут можно сказать?» — подумал Ричардсон. Интересно, сколько людей страдали здесь от смущения. Если слухи верны, то немало.
— Он отличный был малый, — сказал Уоррендер. Язык по-прежнему не очень слушался его. — С отличным характером, и умер он как герой. Я думаю, вы об этом слышали. — И резко добавил: — Должны были слышать.
— Ну… — начал было Ричардсон и умолк. У него было такое чувство, что поток слов ничем не остановить.
— Был воздушный рейд над Францией, — возвестил министр по иммиграции. Голос его потеплел, словно он привык рассказывать эту историю. — Они летели на «Москитах» — двухместных бомбардировщиках, как эта маленькая модель. Хоуард не был обязан лететь. Он уже выполнил положенное число операций, но он добровольно вызвался. Он был командиром эскадрильи.
— Послушайте, — перебил его Ричардсон, — вам не кажется, что нам следует… — Ему хотелось прекратить это — прекратить раз и навсегда.
А Уоррендер даже не услышал его. Он продолжал греметь:
— Благодаря Хоуарду рейд прошел успешно. Цель была хорошо защищена, но они расколошматили ее. Так они обычно говорили: «расколошматить цель».
Чувствуя свою полную беспомощность, лидер партии слушал.
— А потом, на обратном пути, самолет Хоуарда подбили, и он был смертельно ранен. Но он продолжал вести самолет… борясь за каждую милю к дому, желая спасти своего штурмана… хотя сам умирал… — Голос Уоррендера прервался; казалось, он подавил пьяный всхлип.
«О Господи! — подумал Ричардсон. — Да прекрати же, ради Бога!»
— Он добрался до родной страны… и посадил самолет. Штурман был спасен… а Хоуард умер. — Теперь голос изменился и зазвучал вздорно. — Его должны были наградить посмертно Крестом Виктории. Или по крайней мере Крестом за летные заслуги. Иногда даже теперь я думаю, что должен этого добиться… ради Хоуарда.