Дом Уоррендера, к которому Ричардсон подъехал еще через несколько минут, стоял среди большого благоустроенного лесистого участка — к нему вела длинная, проложенная полумесяцем подъездная дорога. Двойные белые двери с белыми колоннами по бокам вели в дом, фронтон которого был красиво выложен тесаным камнем. На западе и на востоке, за примыкающими к нему лужайками, как было известно Ричардсону, стояли дома французского посла и судьи Верховного суда, а через дорогу жил лидер оппозиции Бонар Дейц.
Оставив «ягуар» на подъездной дороге, Ричардсон прошел между колоннами и нажал на горевшую кнопку звонка. В доме тихонько зазвонил колокольчик.
Министр по делам гражданства и иммиграции в домашней куртке и красных кожаных туфлях открыл одну из двойных белых дверей и выглянул наружу.
— А-а, — сказал он, — это вы. Что ж, входите.
И тон, и манера говорить были нелюбезны. Да и язык у него слегка заплетался — видимо, решил Ричардсон, вследствие выпитого виски, стакан с которым Харви Уоррендер держал в руке и которому, по всей вероятности, предшествовало несколько других. В такой ситуации, подумал он, едва ли удастся проделать то, ради чего он приехал. А может быть, и удастся: влияние алкоголя порой непредсказуемо.
Лидер партии вошел в дом, ступив на толстый персидский ковер, лежавший на середине широкого вестибюля с дубовым полом. Харви Уоррендер жестом указал на стул времен королевы Анны с прямой спинкой.
— Оставьте здесь ваше пальто, — приказал он и, не дожидаясь Ричардсона, пошел по коридору к открытой двери.
Ричардсон сбросил пальто и последовал за ним.
Уоррендер кивком указал на комнату, куда вела дверь, и Ричардсон вошел в квадратный просторный кабинет. Три стены — от пола до потолка — были уставлены книгами, многие из которых, как заметил Ричардсон, были в дорогих тисненых переплетах. В центре четвертой стены, выложенной панелями красного дерева, был массивный каменный камин. Раньше в нем горел огонь, а сейчас дымились лишь два-три обугленных полена. В стороне стоял письменный стол полированного темного красного дерева, а по комнате были расставлены группами кожаные кресла.
Но главное было над камином.
В панелях стены была сделана выемка, и в выемке, умело освещенный скрытыми лампами, висел портрет молодого человека в форме военно-воздушных сил. Это был такой же — лишь более крупный — портрет, как и тот, что висел в рабочем кабинете Харви Уоррендера.
В основании выемки, как увидел Ричардсон, была полка, и на ней лежало три предмета: маленькая модель бомбардировщика «Москит» времен Второй мировой войны, сложенная карта в пластиковом пакете карманного размера, а между ними пилотка офицера военно-воздушных сил с выцветшей материей и эмблемой. Внутренне вздрогнув, лидер партии вспомнил слова Милли: «этакий храм».