— Нет.
— Пожалуйста, расскажите нам, где вы находились в этот отрезок времени, — дружелюбным тоном попросил констебль.
— Я не знаю.
— Не знаете? — невежливо перебил отца Райан. — У вас от пристрастия к лаудануму память ослабла?
— Моя память в полном порядке.
— Тогда, наверное, вы вчера вечером приняли такую дозу, что уже не соображали, что делаете?
— Я знаю, что делал, но не знаю где.
Райан покачал головой.
— Что опиум делает с людьми!
Констебль Беккер шагнул ко мне и спросил тем же дружелюбным топом:
— Могу я узнать ваше имя, мисс?
— Эмили Де Квинси. Это мой отец.
— Вы не поможете нам понять, что он имеет в виду?
— Я имел в виду именно то, что сказал, — произнес отец. — Если бы вы спросили меня, что я делал, а не где был, я бы ответил вам: гулял.
— Гуляли? Так поздно? — снова вмешался грубый Райан.
Туман продолжал заключать нас в свои объятия.
Я, кажется, разгадала хитрый замысел полицейских. Рыжий инспектор своим поведением пытался запугать нас, в то время как констебль проявлял участие; таким образом они пытались сбить нас с толку и заставить сделать какое-нибудь необдуманное заявление.
— Отец подолгу ходит, — объяснила я. — Особенно когда пытается сократить дозу лауданума. Тогда он ходит очень много.
— Как-то в Озерном крае я за лето прошагал две тысячи миль, — с гордостью сообщил отец.
— Две тысячи миль? — Райан не скрывал изумления.
— Здесь холодно, — сказал отец. — Может, не будем стоять на улице и привлекать внимание соседей, а пройдем в дом?
— Нам нужно ехать в Скотленд-Ярд, — безапелляционно заявил Райан.
— А в вашем экипаже имеется уборная или вы остановитесь по дороге, чтобы мы могли ее поискать? — спросил отец и повернулся ко мне. — Дорогая, извини за такие подробности.
Теперь уже отец пошел на хитрость. Он никогда не употреблял слова «уборная» — сортир и сортир.
— Ничего страшного, папа.
— А в доме уборная самая что ни на есть примечательная, — сообщил отец полицейским. — Наша экономка говорит, ее оборудовали устройством вроде того, что демонстрировалось на Всемирной выставке в Гайд-парке три года назад. «Нажал — смыл» — такая, кажется, табличка висела возле него. Экономка рассказывает, что изобретатель брал пенни за каждый «смыв». Всемирную выставку посетило почти шесть миллионов человек. И каждый заплатил по пенни, представляете?
— Ну хорошо, — вздохнул Райан. — Пройдемте в дом.
Когда мы вчетвером вошли в гостиную, миссис Уорден последовала за нами и всем своим видом выражала живейший интерес к происходящему; похоже, она не могла дождаться, когда же Любителя Опиума начнут допрашивать полицейские.