Нилсон выключил мотор; они оба с Пински повернулись к Страйкеру.
— Ты имеешь в виду, что он может снова начать охотиться на одного из вас? — спросил Нилсон. — Или сразу на обоих?
Страйкер одобрительно посмотрел на Нилсона: мальчик начинает понимать суть.
— Да, именно это я и имел в виду. Поэтому у меня есть повод поторопиться; я должен достать его первым.
Тос был без сознания.
Он лежал, массивный и все еще под белыми простынями, и его длинные ресницы бросали тени на щеки. Его баки, как возмутители порядка, выбивались из-под белых бинтов, обмотавших голову, а усы, как всегда, свисали по краям рта. Повсюду из него выходили трубки, что-то постоянно в него капало, и грудь его вздымалась — и опадала.
Тос был не дома.
Возле его кровати сидели мать и сестра, наблюдая за его лицом. Миссис Тоскарелли, маленького роста, коренастая, встретила Страйкера в своей обычной манере: как родного сына, возвратившегося с войны. Возможно, она обнимала его еще крепче, чем обычно, — и он также, хотя одной рукой сделать это затруднительно. Когда он освободился, он поздоровался с Мариной. Трудно было себе представить, что она — сестра Тоса: насколько Тос был огромен и звероподобен, настолько же Марина была тонкой и одухотворенной, будто святая с картин Эль Греко. Несмотря на возраст к тридцати и неистовые попытки матери найти ей мужа, Марина все еще была незамужем и неизменно сопровождала повсюду мать.
Миссис Тоскарелли сдержанно кивнула Пински — тот был женат — и улыбнулась Нилсону, который мог считаться женихом.
— Как он? — спросил Страйкер, когда приветствия были закончены.
— Спит, — отвечала миссис Тоскарелли.
— Говорил что-нибудь?
— Нет. — Миссис Тоскарелли вновь села и неотрывно стала смотреть в лицо сыну. — Он спит — мы ожидаем.
— Мы ожидаем, — эхом отозвалась Марина своим мотыльковым голосом.
Озадаченные, полицейские нашли врача, с которым виделись вчера, и попытались получить ответы. Ответов не было. Тос был жив; его показатели были относительно неплохие; сердце работало хорошо, у него был небольшой жар, который, принимая во внимание его травму, показывал, что он — сильный, крепкого здоровья человек.
Он просто еще не проснулся.
Но закончилось ли действие анестезии?
О, конечно.
Тогда почему он не открывает глаза, не говорит, не двигается?
Он еще не готов к этому. Врачи пока не знают, почему. Все ждут.
Страйкер первым произнес это слово: «Кома». Молодой врач вздохнул и кивнул:
— Если хотите, да. Он в коме.
— И… как долго это продлится? — спросил Страйкер.
— При мозговых травмах точно сказать невозможно. Десять минут, десять часов, десять дней — все, что угодно. Мы мало знаем о коматозных состояниях, кроме что разве самых общих параметров. Это может быть просто результатом нервного истощения. Может быть формой самозащиты организма. Отдых от реальности, если хотите, пока организм восстанавливается.