Я вспомнила несколько моментов, когда он неожиданно вскакивал и уходил, и это обижало меня почти до слез, потому что мне казалось, что вот оно, настоящее. Иное, другое, не жестокость и холод.
А у него тоже, оказывается, свои демоны.
Мужчина подтянул мою сорочку выше, частично прикрываю наготу.
— Наш чистый лист остался в прошлом, — тихо сказала я и прикусила губу, потому что стало... опять стало обидно. Почти до слез.
— Я же сказал, — мягко, но твердо произнес Водник. — Ты любишь меня, моя госпожа. Что бы ты ни говорила, как бы не бежала. Хотя сам не понимаю, за что... Так как ты права, и я, правда, временами, отталкивая тебя в попытках оборвать свою привязанность, был порядочным негодяем. Но, видишь ли, милая... от твоих горящих, восхищенных взглядов во мне неизменно поднималось желание сначала очень долго тебя целовать, а потом положить хоть на тот самый пол, по которому недавно валял в тренировочном поединке, и сделать всё то, что в голову приходило, пока тренировал. Потому что ты всегда тааак близко, — приблизился, лизнув мочку уха, накрыв рукой талию, скользнул на бедро и властно смял тонкую ткань. — Запах, мягкость тела, ТЫ!
— П-п-прекрати, — заикаясь, выдохнула, не в силах активно сопротивляться, потому что стоял запрет. Но.. создатель, почему же я, предательница, в глубине души была рада этому?! Была рада, что за меня всё решили! Что сейчас я могу остаться и не винить себя за это. Он дал мне такую возможность. Обвинять его. Притом, обещал не доводить до конца, чтобы я могла... завершить выбор сама.
— Не могу, — безнадежно признался Хранитель. — Да и не хочу. Откровенность — это такая роскошь, моя хорошая. Примерно такая же, как право называть тебя «моя». Взойдет солнце и всё закончится. Даже раньше.
Я внезапно тихо всхлипнула и сильно прикусила губу, чтобы не дать этому повториться.
— Расскажи, — снова приказал Лир.
— Я его люблю, — честно сказала и почувствовала, как по щеке скользнула горячая капля. — Правда, люблю. Он был светом в воспоминаниях, он был якорем, когда твоё море топило меня в отчаянии, он был воздухом и полетом, когда это было мне нужно. А я его предаю! Предаю, понимаешь?! А знаешь, что самое страшное? Не могу иначе, Лир! Не могу! Я все ещё таю от того, что ты рядом! Я все ещё тебя люблю.
— Не мучайся, любимая, — вздохнул блондин. — Всё решится. Мы решим... и, поверь, никто тебя не обвиняет. Думаешь, когда Евгран разворачивал эту игру, он не знал, что ты не только ему принадлежишь? И что я не пойду ко дну так просто? Поверь, он был уверен, что ты не будешь принадлежать только ему.