Два дня я лежала и не вставала. Болели синяки и ссадины, которыми было укрыто практически всё моё тело. Били меня искусно, с умением, чтобы проучить, как следует. Максим ворвался и начал избивать с порога. Не говоря ни слова. Потом к нему присоединился и охранник. Я ничего не могла понять, и только безумно кричала от побоев, которые сыпались как горох. Когда они закончили, моё лицо было всё в крови, глаза заплыли. Сильно болели рёбра и живот. Охранник усадил меня и связал за спинкой стула руки. Максим с перекошенным от злобы лицом спрашивал:
— Расскажи мне, где ты взяла телефон, и кто тебе его дал?
«Так вот в чём дело, — думала я. — Они меня избивали за то, что я звонила домой».
— Я повторяю свой вопрос. Где ты взяла телефон?
Безвольно опустив голову на грудь, я приготовилась к самому худшему. Максим подошёл и правой рукой, с размаха, ударил по щеке. — Так и будешь играть в Зою Космодемьянскую?
«Молчать, терпеть», — твердила я, а кровь с носа уже залила весь свитер и брюки.
— Вытри сука лицо, — сказал разъярённый Максим, протягивая мне платок.
— Ну, ты и сволочь, — сказала я ему, и сплюнула кровь.
— Значит, не будешь говорить? Тогда я скажу, как всё было. Телефон принёс Рустам?
Он схватил меня за волосы и посмотрел в глаза.
— Вижу, что я прав! — и левой рукой ударил на отмашку.
Щёки горели огнём, перед глазами шли круги, но я упорно молчала.
Как он узнал за телефон? Кто ему сказал? Я не знала ответы на эти вопросы, и продолжала хранить молчание.
— Ты знаешь, мне ведь твоя жизнь не нужна, и я могу тебя убить, а труп выбросить в ущелье. Тут тебя никто не найдёт, и умрёшь ты в рассвете лет. Ты этого хочешь, отвечай! — закричал он на всю комнату, краснея от злости.
— Мне всё равно, — сказала я ему, слабым голосом.
В тот момент мне действительно было всё равно, что дальше со мною будет.
— Можешь бить меня, заживо похоронить, это в твоей власти.
— Нет, дорогая моя, я не буду тебя убивать. Зачем? Придут чеченцы, они долгое время не видели женской ласки и заботы, и ты будешь каждого из них ублажать. Как тебе поворот сюжета? Не нравиться, боишься…
Мне действительно стало страшно, я понимала, он может это сделать. «Вот сволочь, — думала я, — придёт время, и на моей улице будет праздник». Страх перемешался со злобой, и я посмотрела на эту тварь, со всей ненавистью.
— Вот я и нашёл твоё слабое место, — сказал он усмехаясь. — Я так и поступлю, да ещё, вдобавок, к этому встречусь с твоими родными, возьму деньги, приготовленные для освобождения. А сам тю-тю. И пиши — пропало, красотка.