«Отчего его приняли раньше меня? Ну, кавказский князь, куда ни шло, он мне не помеха, но почему обогнал эта шкура — Шкуро? — забеспокоился Краснов и прибавил шаг. — Зачем было звать этого выскочку, этого карьериста с манерами фельдфебеля, пролезшего в генерал-лейтенанты? Не хватает еще встретиться здесь с князем Чавчавадзе, ханом Сейдаметовым или Мельником с Бандерой!».
К своим сподвижникам по белому движению Краснов питал с некоторых пор чувство жгучей ревности. Генерал боялся оказаться на задворках, всеми забытым, завидовал, когда узнавал об «успешной» деятельности кого бы то ни было из эмигрантской верхушки, болезненно воспринимал известия о повышениях в чине и должности бывших дружков. Он не хотел выходить из игры и предаваться лишь сочинениям романов, не желал выглядеть в чужих глазах дряхлым старцем. Приосанившись, кавалергардно выпятив грудь, Краснов заспешил вверх по лестнице.
В доме на Литценбургенштрассе, в отличие от русского отдела германской контрразведки, не пришлось торчать в коридоре. Старого русского генерала учтиво встретил статс-секретарь и, не менее учтиво проводив по коридору, распахнул перед ним обитую кожей дверь.
— Рад приветствовать! — встал из-за стола Розенберг.
Глава министерства оккупированных Германией восточных областей усадил Краснова в глубокое кресло и сам сел напротив.
— Читали последнюю сводку с Восточного фронта? Доблестные армии рейха вышли к Десне! Еще немного, и наши солдаты смоют походную пыль с сапог в водах Дона. Признайтесь, генерал, вам снится Тихий Дон, так, кажется, назвал его Шолохов?
— Тихим наш Дон нарек народ, — поправил Краснов. — Об этом сложено немало песен. Большевистский прихвостень присвоил своему роману исконное казачье название реки.
— Тихий Дон… — повторил Розенберг. — Довольно поэтично.
— Весной Дон не бывает тихим, — заметил Краснов. — Весной Дон становится полноводным и бурливым.
— Да? Не знал.
«Надушен так, что позавидует любая парижская кокотка», — скрыл усмешку Краснов.
Имперский руководитель по духовному воспитанию германской нации благоухал сладкими и терпкими духами известной парижской фирмы «Коти», которые были слабостью рейхсминистра и поставлялись ему рейхскомиссаром генеральных округов оккупированной Германией Франции.
— Никогда не был на Дону, — признался Розенберг. — В недалеком будущем, надеюсь, пригласите меня на рыбалку? На какой улов можно рассчитывать? — Один из идеологов расовой теории, основатель мифа о превосходстве нордической расы, создатель доктрины человеконенавистничества говорил по-русски безукоризненно. Лишь еле уловимый акцент выдавал в нем прибалтийского немца. — Обожаю рыбу из русских рек.