— Он же глухой.
— Через аппарат все слышит. Я тут арбузик купила, четвертинку, так все сожрал. И опять на диван. Мне семьдесят два, а на работу хожу в гардероб, а он без дела мается.
— Хорошо, я поговорю с ним. Сегодня после семи подойду. Но ничего не обещаю. Вам к наркологу надо.
— Так силком же я его не потащу! А сам не пойдет.
Машков говорил, что раньше алкашей принудительно отправляли в лечебно-трудовые профилактории, но теперь демократия не допускала подобного ущемления человеческих прав. Теперь их надо политкорректно уговаривать. И не дай бог алкашом назовешь. Тут же жалоба, а то и судебный иск.
На опорном появился Никита, пришедший с «летучки». Седых сегодня имел законный выходной после ночного дежурства, Машков находился на участке.
— О! — улыбнулся он, увидев старушку. — Екатерина Михайловна! Опять вы?
— А куда ж мне еще идти? — с явным расстройством переспросила та.
— Домой, домой, домой, — Никита приобнял ее за плечи и проводил до дверей, — отдыхать, отдыхать. У нас очень много работы.
— Светлана Юрьевна, вы обещали! Я буду ждать.
Никита увел бабулю в коридор, выставил за порог и вернулся в кабинет:
— Обострение, — он покрутил пальцем у виска, — раньше Серегу доставала, теперь тебя будет.
— В смысле?
— Да нет у нее никакого сына. Погиб лет двадцать назад. Крыша и поехала на этой почве. Родни никого, а поболтать охота. Вот и ходит то к нам, то к операм. Еще раз придет, гони сразу… Ну что там с этим оэсбэшником? Получилось?
«А то ты не знаешь».
— Да… В ресторан сводил. С полиграфом не пугал. Через пару недель из Москвы пришлют спеца. Мол, вариант серьезный. Весь отдел пропустить хотят.
— Зараза!.. А еще?
— Мобильники проверять будут. Входящие-исходящие.
— А они кого-нибудь подозревают?
— Никит, мы, вообще-то, в ресторан ходили, а не на производственное совещание. Он больше стихи читал. Но, думаю, что всех, кроме меня.
— Ну ты… Продолжай с ним.
— Я, вообще-то, сама решаю, с кем встречаться, — без раздражения усмехнулась Светочка.
— Ну че тебе — жалко?
С площадки ударили тяжелые басы. Рок-клуб открывал веселый вечер, посвященный памяти Курта Кобейна.
Примерно в то же самое судьбоносное время, когда Светочка вела опасную для жизни игру, ее резидент со скачущим либидо откровенно маялся дурью. Пытался заплакать, но напрасные потуги могли вызвать у случайных наблюдателей разве что смех.
Вчерашнее служебное свидание не то чтобы перевернуло все с ног на голову, но и не прошло бесследно, как ничто на земле. Коля чувствовал себя подразбитым не столько в материальном плане, сколько в морально-психологическом.