В будке темно. Наверное, ночь. Он не сразу чувствует, что лежит на чем-то твердом и остром, так болит все тело. Шевелиться не хочется. Хочется пить. Кажется, он засыпает. Просыпается от того, что что-то впилось в бок. Ощупывает себя. Палка. Откуда она тут? Не сразу вспоминается меч Эрэ, да без гарды палка и не похожа на меч. Никто не заметил, что щенок накрыл обломок телом, прежде чем потерял сознание. Щепа длинная, острая на конце. Хорошо.
По болоту идти тяжело. Вода поднялась и стояла по колено, отмечавшие тропу вешки почти не видны за стеной дождя. Найд ступал медленно, осторожно, прощупывая длинной корягой дно.
Он дергается на шорох. Пальцы инстинктивно сжимаются на палке за спиной. Тень заслоняет звездный свет, отражающийся в стоячей луже у лаза в будку. Не сейчас! Дождаться, пока Эрэ будет без Симурга, один. Но Эрэ никогда не приходит ночью?..
В будку просовывается вкусно пахнущая миска.
— Не бойся, я тебя не обижу, — голос тоненький, девчачий. — Ешь, это тебе.
Он не двигается с места.
— Ешь. Я сейчас уйду, но вернусь позже, заберу миску.
Она уходит. Шаги неслышные, девчонка босиком. Он ест. Это не кости, не объедки, а теплая еще пшенная каша. Он старается есть тихо. Он хочет дождаться девчонку, но засыпает тут же, с вылизанной миской в руке. Утром просыпается с пустыми руками и странным, почти забытым чувством сытости в животе.
Она приходит опять, на следующую ночь. Опять с кашей. Он ловит ее руку прежде, чем она успевает исчезнуть в темноте. Рука тоненькая, но чистая. Она ахает от неожиданности, но руку не выдергивает.
— Как тебя зовут?
Ее глаза большие, темные-темные, в них блестит лунный свет. Она нервно облизывает пухлые губы:
— Ива. А тебя?
Такая маленькая. Не старше его сестры. У него ведь была сестра…
— Анафаэль. Кто тебя послал?
— Никто. Я сама.
— Почему? — Удивление так ясно звучит в его голосе, что Ива смущенно отнимает руку.
— Мне жалостно так стало… Это неправильно, что господа с тобой сделали. С людьми нельзя так.
Он пожимает плечами:
— А они меня за человека не считают. Мтаром зовут, полукровкой. Так Чарина волкодава звали, что в конуре этой раньше жил.
Ива внезапно настораживается, прислушиваясь к чему-то невидимому Анафаэлю за стенкой будки:
— Мне надо бежать. Нельзя, чтоб меня заметили. Ты хороший мальчик, Анафаэль.
Под кронами густых елей было темно, как ночью. Зеленые сумерки на поляне стали просто сумерками. Дождь проникал сюда скупыми, хвоей пахнущими каплями. Домик Найрэ превратился в черное пятно с белой кляксой по центру. Коза Марта топталась у двери и жалобно блеяла. Возможно, в непогоду старуха пускала ее внутрь. На этот раз дверь оставалась закрытой. Найд, не раздумывая, направился к домику. Остановился, прислушиваясь, на пороге.