— Я не знаю, что это такое, — после небольшой паузы сказала она, голос ее оставался все таким же безжизненным. — И не хочу никого видеть.
Из-за ведущей на веранду двери послышался голос:
— Ах, вы отстраняете от себя тех, кто беспокоится о вас, дорогая?
Бетани узнала Спенсера Бентворта и внутренне подобралась.
— Я никого не отстраняю намеренно. Это происходит помимо моей воли.
— Все верно, все верно. Со всеми нами происходит то же перед лицом трагедии. — Бентворт вышел на веранду и кивком дал понять горничной, чтобы она оставила их. Та помедлила, но Бетани, вздохнув, кивком отпустила ее. — Отлично! — произнес Бентворт, когда дверь затворилась. — Вы делаете успехи.
— Что это? — Она повертела в руках камень.
— Обломок скалы, — беззаботно ответил он. — Я подумал, что с его помощью будет легче прервать выступление служанки на тему вашего нежелания принимать визитеров. Блестящая идея, если мне будет позволено отзываться подобным образом о самом себе.
— Что вам надо? — Бетани чувствовала бесконечную усталость.
— Совсем немного. Может быть, еще одной возможности. Вы понимаете? — Он бесшумными шагами пересек комнату и уселся, положив ногу на ногу. Бетани покачала головой. — К сожалению, небольшая рана, которую я получил, вынуждает меня давать ноге отдых, — извинился он, по-прежнему изучая ее бледное, безжизненное лицо. — В результате небольшой стычки с мулом я не совсем здоров.
— Мистер Бентворт…
— Ах, ах! Спенсер, вы не забыли?
Бетани через силу улыбнулась.
— Спенсер. Боюсь, я сейчас предпочла бы побыть одна. Может быть, попозже, на этой неделе…
— Дорогая, я прекрасно понимаю, что вы абсолютно выбиты из колеи недавними событиями, и выражаю вам свои соболезнования. Однако мне ненавистна мысль о заточении, на которое обрекает себя такая чудесная молодая девушка. Все несчастья остаются позади, а жизнь продолжается, вы же сами знаете.
В глазах Бетани вспыхнул огонь, чего не случалось с ней за последние шесть месяцев с момента гибели отца. Глубоко в них заблестели фиолетовые искры, слова звучали резко:
— Возможно, будь я такой же пустой, как вы, мне было бы проще! Но это не так. Теперь не будете ли вы любезны освободить от себя мою веранду…
Бентворт даже не пошевелился. Он улыбнулся, его кустистые седые брови взметнулись вверх:
— О, а мне уж показалось, что эти восхитительные вспышки темперамента остались в прошлом. Мне приятно видеть обратное.
Она гневно посмотрела на него. Разве мог он понять хоть что-нибудь? Разве мог он знать, что ей не хотелось ничего чувствовать? Вообще ничего? Чувствовать — значило испытывать боль, а она так устала от нее.