— Безобразие! — разозлилась я и даже топнула в досаде ногой. — Просто какая-то старая склеротичка. Интересно, какие таблетки надо принимать от памяти, вернее, для памяти?
Перемыв всю посуду, я вдруг обнаружила, что совершенно не знаю, чем себя занять. Телевизор смотреть? Было бы что, а то там одни сериалы с одними и теми же актерами и похожими сюжетами. Книжку почитать? Боюсь, я не смогу сейчас следить за хитросплетениями даже самого простенького сюжета. Может, заняться каким-нибудь рукоделием?
Тут взгляд мой упал на зелененький листок бумаги, одиноко лежавший на столе. С минуту я на него моргала, а потом все-таки решилась:
— Поеду. А что тут такого? 4-я Кабельная рядом, Маньке сейчас не до меня, — надеюсь, у них с Игнатом процесс примирения идет полным ходом. Не сидеть же остаток вечера дома?!
Сборы не заняли много времени, и вскоре я уже ехала в направлении дома убиенного юноши.
Дверь мне открыла пожилая женщина в черном платке. Ее лицо носило явные признаки слез. «Наверное, это бабушка Сергея, — догадалась я. — Уже знает, что внука убили. Неудобно как-то! У человека такое горе, а тут я приперлась. Но ведь не ехать же обратно»?
— Вы к кому? — негромко спросила женщина.
— К вам, — печально улыбнулась я и, не дожидаясь приглашения, переступила порог.
Обстановка в квартире была очень скромная. Я бы даже сказала, нищенская, да и сама квартира всеми своими стенами молила о ремонте. Зеркало в прихожей закрывал кусок темной материи.
— Проходите на кухню, пожалуйста, — пригласила женщина.
В крайнем смущении я приняла приглашение. На кухне царила та же бедность, но было очень чисто. Видно, хозяйка изо всех сил старалась обустроить дом и поддерживать в нем чистоту и хотя бы видимость уюта, даже несмотря на явную нехватку средств.
Женщина устало опустилась на облезлый деревянный стул.
— Присаживайтесь, — указала она мне на точно такой же.
Когда я пристроила свои кости на жесткой деревяшке, хозяйка пристально посмотрела мне в глаза:
— Вы насчет Сереженьки пришли?
— Да…
— Но вы не из милиции.
— Нет…
— Значит, из этих. Маруха, — таинственно молвила женщина.
Я, признаться, почувствовала себя тупее амебы. Из кого это «из этих»? И кто такая маруха? Судя по презрительной интонации, с какой было произнесено слово, это все-таки что-то малоприятное, поэтому я сочла возможным оскорбиться.
— Послушайте, я, конечно, понимаю, вы расстроены гибелью внука. Поверьте, искренне вам сочувствую. Но не думаю, что скорбь по внуку дает вам право оскорблять незнакомых людей.
Высказавшись, я осуждающе уставилась на бабушку Сергея, ожидая, что она сию секунду выставит меня за дверь и никакого разговора не получится. Но женщина неожиданно расплакалась.