— Он пытался предостеречь меня от вас. Сказал… сказал, что вы упражняетесь в искусстве флирта, вместо того чтобы заняться своими обязанностями.
Он привлек ее в объятия, и ее гнев немного остыл. Она мечтала об этой минуте.
— Какой бы мужчина не потерял из-за вас голову? — сказал он, дыша ей в волосы. — И не отложил бы работу ради вас?
— Вы очень любезны, — ответила она, не высвобождаясь из его объятий.
— Это не любезность, это правда. — Он отстранился, чтобы посмотреть на нее. На плечах, которые только что обнимали его руки, кожа горела, точно в огне. — Мне так жаль, что Дункан был с вами груб.
Спускалась ночь. Никто не мог их видеть. Поразительно, как легко на таком маленьком судне можно было найти уединение!
— Если такова цена за то, что мы это сделали, — она опустила голову ему на грудь, — тогда, надеюсь, что он нагрубит мне еще раз.
— Марша, — прошептал Финн.
— Финн, — шепнула она в ответ и закрыла глаза. Как отрадно было сознавать, что она может и слышать, и чувствовать, как бьется его сердце.
Отстранившись, он приподнял ее подбородок.
— Не знаю, как же это случилось, да столь быстро?
— И я не знаю. — В его глазах она видела беспокойный огонек, тот же самый, что видела в глазах мальчишек и мужчин в деревне в графстве Суррей, да и в Лондоне, и в Брайтоне, куда ездила на школьную экскурсию. Этот огонек уже не был для нее загадкой. Она знала, что это желание.
Но и она хотела его не меньше. Хотела, чтобы он обнимал, чтобы целовал ее.
«Прошу тебя», — подумала Марша.
— Я в вас влюбляюсь, — прошептал он хрипло.
— А я — в вас, — сказала она.
Она уже успела в него влюбиться. Финн стал для нее всем. Вот только его брат советовал ей быть с ним осторожнее. Сказал и ушел, словно Марша была досадным недоразумением, от которого не терпится отделаться.
Очевидно, Дункану Латтимору нравилось все портить. Но она не позволит ему испортить этот сладкий миг.
Парус наполнился ветром и выгнулся дугой, скрыв их с Финнианом от посторонних глаз. Она осторожно погладила его по лицу. И он охотно опустил щеку в ее ладонь, потерся об нее, да с такой нежностью, что у нее защипало в глазах. А затем он заставил ее опустить руку, стиснул в своей и поцеловал Маршу.
Это был момент совершенного счастья. Столь совершенного, что она поняла — любовь рядом, лишь руку протяни.
— Я должен видеть вас как можно чаще, — сказал Финн, как будто она была величайшим сокровищем на свете.
— Скоро я закончу школу, — сообщила она без всяких предисловий. — И я должна быть в Лондоне. Возле вас.
— Да. Я люблю Лондон. Гораздо больше, чем поместье в Кенте. Или Оксфорд. — Он снова ее поцеловал, медленно, властно, словно скрепляя печатью обещание, которое они дали друг другу.