Тихий стук в дверь вновь вернул его на землю.
— Джеффри! — позвала Кэрол. — Поторопись, пока все не остыло.
— Уже иду.
Теперь, прочувствовав все, через что прошел Крис, он с опозданием корил себя за былое бездушие. Ведь даже после того, как друг ушел из жизни, Джеффри ничего не сделал для него… только пришел на похороны. И хотя у его могилы обещал жене Криса изредка навещать ее, обещание так и осталось на словах.
Никогда раньше он так себя не вел, и сейчас ему было непонятно собственное поведение. Безжалостное, другое слово ему не подходит. Единственным оправданием, которое он мог теперь придумать, было желание как можно скорей забыть об этом нелепом, трагичном недоразумении. Самоубийство коллеги, с которым он проработал много лет, ужаснуло Джеффри. Скорей всего, оно превратилось для него в страшное моральное испытание, вынести которое было выше его сил. Подобные случаи представляли своего рода индивидуальный экзамен на выдержку, но Джеффри, как и всем врачам, во время обучения рекомендовали избегать таких испытаний. На языке медиков это именовалось объективной беспристрастностью.
Какая ужасная судьба, подумал Джеффри, вспомнив, как спокойно разговаривал с Крисом буквально за несколько дней до трагедии. А ведь если бы не вмешательство Кэрол, то скорей всего он был бы уже рядом с Крисом. Вспоминали бы о нем с таким уважением, как вспоминали о Крисе? Вряд ли.
Нет, самоубийство — это не выход, решил Джеффри. Ни в коем случае. По крайней мере пока. К чему привела смерть Криса? Ни к чему. После его смерти не осталось ни одного человека, который мог бы защитить его имя и честь. Ни глубокое отчаяние, ни прогрессирующая депрессия не смягчили злобы Джеффри на юридическую систему, которая самым бесчестным образом умудрилась представить его в качестве главного обвиняемого по этому делу, хотя ничего неправильного или противозаконного он не совершал. Смог бы он чувствовать себя спокойно, если бы его имя так и оставалось запятнанным?
Для всех участвовавших в процессе юристов, даже для Рандольфа, это было обычной работой. Повседневной, заурядной работой. Но для него-то это был вопрос жизни и смерти! На карту была поставлена его жизнь, его карьера. Все! Трагизм и ирония свершившегося заключались в том, что Джеффри делал все, чтобы помочь Пэтти Оуэн в тот скорбный день. Он ввел себе раствор Рингера только для того, чтобы выполнить работу, которую его учили выполнять и которую он должен был делать. Самоотверженность, готовность на все ради своего долга были неотделимы в данном случае от самопожертвования, именно они лежали в основе его поступков. И вот как ему отплатили.