— Ч… а! Чёрт! Точно! — Юрка треснул по лавке кулаком. — Вот уррррод! И Ларка хороша — Мишки нет, она его привечает…
— Юр, — осторожно начал я, улегшись и слушая, как он возится, никак не успокоится, голова к голове со мной, — они кто? Мишка, Ларка, Сашка этот…
— Мишка тут живёт, — неохотно ответил он, кажется, думая о чём‑то своём. — Овец разводит, тут хорошие поляны есть недалеко. Свиней… Ларка — его сестра. С ними ещё парень с девчонкой живут… Ну а кроме овец содержат вот — что‑то типа придорожного трактира. А Сашка — бандит он и есть бандит. Я подозреваю, что он в Ларку просто крепко влюблён. Это даже с гадами бывает.
— Он тебя подстрелил, что ли? — уточнил я.
— Не он лично, но его шестёрки… — буркнул Юрка.
— А почему вы его сюда пропустили‑то? — допытывался я.
— Да никто его не пропускал! — досадливо огрызнулся Юрка и повернулся на лавке так, что она даже скрипнула жалобно. — Он вместе с Яном пришёл, с теми беспризорниками, которые на заводе жили. Обычный был с виду парень. А тут поселился на западе, никто и оглянуться не успел, как он там натуральное крепостное хозяйство отгрохал. Тут тебе и наказания кнутом, и право первой ночи… Его, конечно, вышибли в горы. Но с ним весь мусор ушёл. Мы‑то думали, они там друг друга передавят, как крысята, в первую же зиму. А Сашка их «построил», да ещё как. И войну нам объявил самым натуральным образом… Он умный, смелый, знает много, обаятельным быть может. Ну вот гад человек. По натуре гад, и гордится этим. Может, просто всем на свете мстит так за беспризорность, а может, тоже далеко идущие планы имеет. Только не такие светлые, как мы.
— Ну а чего вы его не ликвидируете? — вырвалось у меня. Юрка устало отозвался:
— Второй Ян нашёлся… Владька, ты когда‑нибудь человека убивал?
— Нееет… — пробормотал я. И притих. Но не выдержал — спросил:
— А ты… убивал?
— Спи ты, я тебя очень прошу! — сорвался Юрка и замолчал наглухо, даже шевелиться перестал.
Я заткнулся.
Было очень тихо и очень темно. И почти беззвучно, только в одном из углов что‑то слабенько не то потрескивало, не то постукивало, и от этого звука в темноте мне было неуютно. Я вдруг ощутил себя очень одиноким, очень слабым, беззащитным и беспомощным, а мир вокруг представился мне враждебным и опасным до последней степени. И даже Юрка сделался каким‑то чужим.
Я не знаю, сколько я так пролежал. Помню, что всё‑таки не спал, когда вздрогнул от голоса Юрки — тоже ничуть не заспанного:
— Ты чего не спишь?
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— По дыханию слышу… Если из‑за стука, то это просто шуршик.