— А мама тебе… — начала она и осеклась. Улыбнулась. Сказала: — Смотри… Вот это, — она указала на фотографию молодого военного в старомодной форме — маленькой фуражке и кителе со стоячим воротником, — это твой дед, наш с твоей мамой отец. Полковник артиллерии… Между прочим, — она засмеялась, — за Максима он меня сам сосватал. — Мы ведь с твоей мамой долго учились в интернате, здесь, при заводе. Там я с Максимом и познакомилась. Он же сирота был, чистый, вообще никого… Просто познакомилась. А тут отец нагрянул, его увидел и прямо с ходу говорит: «Возьмёшь мою младшую дочку замуж?» Я так и не поняла потом, в шутку или нет. мы тогда были в восьмом классе… Максим побагровел весь и хрипит через силу, горло перехватило: «Возьму, товарищ капитан…» — отец тогда капитаном был. Я засмеялась тогда. А вот получилось, что правда… — тётя Лина улыбнулась, глядя на фотографии. — Отец умер три года назад. Сперва мама, бабушка твоя… а он — через два месяца.
— А… — я судорожно порылся в памяти. Да, мать куда‑то уезжала три года назад. В какую‑то командировку. Или правда в командировку? Но как же так?! Как же… И я договорил, чтобы забыть этот вопрос, на который у меня не было ответа: — А это кто?
— Это? — тётя Лина наклонила голову в сторону фотографии, на которой был военный в комбинезоне танкиста, с непокрытой головой. Я мог поклясться, хотя снимок чёрно–белый, что этот танкист был рыжим. Потому что в остальном он очень походил на меня. — Это дед. Ну, то есть, мне дед, а твой уже прадед. Юрий Климович. Это он фотографировался в Польше, в сороковом году. Отец был у него третьим ребёнком, родился без него, вот дед и прислал это фото с письмом — мол, повесь над кроваткой, чтобы мальчишка знал, кто его отец. И так получилось, что… — тётя Лина зачем‑то посмотрела в окно. — В общем, он сына так и не увидел. Летом сорок первого должен был ехать в отпуск. Не приехал. Приехал потом — а бабушка в эвакуации в Казахстане. А в сорок третьем его танк сожгли под Прохоровкой[7]. Сгорел весь экипаж.
Не отрываясь, я смотрел на это фото. В голове у меня был сумбур, сумятица, неразбериха. И, стараясь из этого выкарабкаться, я указал на следующее фото. Оно было совсем старым, очень чётким и каким‑то нереальным. Около столика на высоких ножках стоял, опершись на него кулаком с зажатыми перчатками, молодой военный в форме начала ХХ века. Подняв подбородок, он смотрел слегка надменно.
— А это кто?
— Твой прапрадед, — тётя Лина улыбалась. — Штабс–капитан сибирских стрелков Клим Николаевич Сторожилов. А вот его отец был ещё просто крестьянином. И остальные его дети тоже были не военные, а просто крестьяне, звероловы… Правда, зажиточные, грамотные… Дом‑то этот тогда и построили! Но вот смотри, добился своего, вырвался в офицеры… Клим Николаевич во время первой мировой заслужил Георгиевский крест, был в плену, бежал, опять воевал… А во время гражданской пошёл сражаться за красных — решил, что за ними правда. И воевал против белого отряда, в котором был его отец. Когда тот отряд разгромили, то Клим Николаевич взял отца в плен, а тот… — тётя Лина засмеялась, — а тот тридцатилетнего сына выпорол за это ремнём! А до Великой Отечественной Клим Николаевич не дожил, хотя был ещё не старым — простыл на сплаве и умер от воспаления лёгких в тридцать третьем…