Чумаков обратил внимание Галины Францевны на тот факт, что теперь они оба хромают. Это показалось забавным, и он рассмеялся.
– О-о-о, это нехорошо, – не одобрила она. – Вы такой молодой и сравниваете меня с собой, нет-нет, вы должны быть здоровы! А теперь давайте присядем где-нибудь здесь…
Они вновь оказались перед ратушей. Вокруг аккуратные дома, нижние этажи которых занимали в основном кафе, магазины сувениров и ресторанчики, поэтому лёгкие пластиковые столы и стулья стояли группками в разных местах мощённой брусчаткой площади. Галина Францевна и Чумаков, выбрав ближайшие, сели. Отсюда открывался прекрасный вид на собор, отчётливо выделялись три его главные части: вход, увенчанный острым высоким шпилем, ребристый купол над центральной частью и длинная шалашеобразная крыша над алтарём, а также прилепившиеся сбоку крыши капелл.
– Вам понравился Ахен-Дом? – спросила Галина Францевна.
– Это история, – чуть подумав, ответил Чумаков, – она такова, какая есть, и тем самым ценна для людей.
– Вятщеслафф Михайловитщ, скажите, а как вы вообще относитесь к религии? Вы, наверное… атеист?
– В общем-то да, – не отрицал Чумаков.
– Неудивительно, – констатировала Галина Францевна, – ведь атеизм царил у вас последние семьдесят лет.
– А может быть, это время было дано нам, чтобы осмотреться и уже сознательно выбрать свой путь? – возразил Чумаков. – Мне, например, всё интереснее и ближе становится наше древнеславянское мировоззрение…
– А я католичка, но не очень прилежная, хотя иногда хожу в церковь. Но раз в год осенью обязательно еду в Бельгию, точнее, в Раэрн, на могилу мужа. А шестого ноября еду в русскую церковь в Брюсселе и заказываю панихиду, потому что это день его смерти. Юра был верующим человеком, вы же знаете: его отец и дед были священнослужителями православной церкви.
Она произнесла «ортодокс», говоря о православии, и Чумакову невольно подумалось, что православие – чисто русское, славянское понятие. Оно не существует в переводе, поскольку «право-славие» есть «прославление Прави» – основного закона Бытия в философии древних русов. Как и понятие Великого Триглава, перешедшее в Святую Троицу, и древние праздники, и большинство обычаев – всё это оттуда, из неведомых многотысячелетних глубин прошлого.
– Должна признать, – продолжала Галина Францевна, – что у нас, европейцев, отношение к религии довольно прагматичное, многие считают её просто политикой. И этому, наверное, есть причины. Очень хорошо помню, как я сама в детстве дружила с одной девочкой-итальянкой. Мы проводили много времени вместе и были счастливы, но дети есть дети, иногда ссорились, плакали. И тогда родители не забывали напомнить, что семья моей подруги – протестанты, а они, мол, все такие… То же самое говорили о нас, католиках, родители девочки. Постепенно мы стали относиться друг к другу с подозрительностью. «Если она не такая, как я, значит, плохая…» – думали мы. Так ещё в детстве религия встала между нашей дружбой и разделила нас. Вот не так давно получила я письмо от Юриных родственников из России, а нашего пастора в церкви, куда я хожу, не оказалось. Обратилась к другому, а он обошёлся со мной грубо. Видел, что человек в возрасте, с палочкой, тем не менее резко бросил на ходу: «Подождите!» Я ждала, а потом повернулась и поехала к знакомой на другой конец города, она и перевела мне письмо. Я потом своему пастору пожаловалась, а он махнул рукой, мол, доминиканцы все такие… Ответил так же, как мои родители в детстве. Подобное отношение приверженцев различных религиозных течений друг к другу мне не нравится. А как у вас в России? – повернулась она к Вячеславу.