Глава десятая
Прикосновение к тайне
Сентябрь 2001. Брюссель
Сам чисто русский человек редко может себя осознать и понять, как не понимает ребёнок, почему он дышит и живёт. А вот представители какого-то другого народа, родившиеся и выросшие в России, как я, например, как Изенбек или Пушкин, мы можем понять русских лучше, чем они сами.
Карл Шеффель
Пассажиры деловито высыпали на чистенький брюссельский перрон. Среди них респектабельный мужчина средних лет – шкиперская бородка, дымчатые очки в дорогой оправе. Носильщик услужливо поставил на тележку кожаный чемодан господина, и они направились к остановке такси. «Благодаря Арийцу на сей раз всё идёт без сучка без задоринки. Вот наконец ты снова в Брюсселе! – сказал сам себе Чумаков. – Хотя опять под чужим именем. А когда-то давно здесь бывал совсем другой человек, коренной бельгиец, который и русского-то языка не знал, имел лишь некоторое внешнее сходство с нынешним Чумаковым».
– На Брюгман-авеню, – сказал таксисту. И жёлтый «мерседес» помчался по городу. Бульвар Ватерлоо, Дворец юстиции, поворот налево…
– Какой вам нужен номер?
– Пятьсот двадцать второй, – ответил Вячеслав и почувствовал, как что-то дрогнуло в самом уголке сердца.
Вот он, тот самый дом, типичная трёхэтажка постройки начала прошлого века… Дверь открыла женщина лет тридцати. Узнав, что это тот самый журналист из России Иван Голубев, быстро провела в небольшую комнату на первом этаже, где за старинным столиком с конторкой сидела другая женщина, лет шестидесяти. Это была домовладелица, внучка того самого Жака Ренье, который жил здесь во времена Изенбека и Миролюбова.
Поцеловав руку женщине, гость на безупречном французском произнёс:
– Простите, мадам, при общении в телефонном режиме я уже говорил, что пишу для нашего журнала серию статей о русских эмигрантах двадцатых – сороковых годов. Вот моё удостоверение, – продемонстрировал он и продолжил: – Для меня чрезвычайно интересны любые, даже самые незначительные сведения об этом периоде и людях, живших тогда. А это вам, мадам, небольшой презент на память. – С этими словами Чумаков извлёк фигурку гжельского фарфора.
– О-о, благодарю, мсье! Вы так любезны и так прекрасно говорите по-французски, как будто приехали из Гента или Антверпена, хотя моя бабушка рассказывала, что жильцы нашего дома, в основном выходцы из России, прекрасно говорили на французском.
– Скажите, мадам Джулия, а ваши бабушка или дедушка владели русским языком? – осторожно спросил Чумаков.