Евлампий ехал впереди, время от времени оглядываясь, не упало ли что из покупок. Вот уже и прямая дорога, мощённая камнем, что ведёт к самому имению, и свежевыкрашенная зелёная крыша особняка виднеется за молодыми липами.
Евлампий почему-то стал чаще оглядываться, а потом и вовсе остановился. Полковник подъехал:
– Случилось что?
Евлампий как-то странно замялся, слез с передка, обошёл воз, как бы проверяя крепость верёвок. Хитрые глаза его не глядели на полковника, а были опущены долу.
– Евлампий! – строже окликнул Захаржевский.
Старый казак тяжко вздохнул, запустил руку в сено и молча извлёк из-под передка… красную сафьяновую книгу с серебряными уголками.
Это было настолько неожиданно и невероятно, что на лице Захаржевского пробежали, сменяясь одно на другое, все его чувства: удивление, радость, опасение, страх…
– Да ты что!.. Евлампий… Ты хочешь, чтоб нас обоих, как тех чернокнижников, в срубе пожгли? Ополоумел на старости лет?! – обретя дар речи, закричал Захаржевский.
Он продолжал кипеть и костерить Евлампия, не слушая его оправданий, а тот разводил руками, молитвенно прикладывал их к сердцу и хватался за голову:
– Простите великодушно, пан полковник, ваша милость! Не приметил, как она в сено завалилась! На площади такая суета была, дьяк окаянный всё бегал да орал: туда ему давай, сюда беги, – все памороки забил. Покидали скорей в огонь, я и поехал… Что теперь делать?
Полковник наконец перевёл дух, опустил поднятую было в горячке плеть, пристально поглядел на Евлампия и почти спокойно спросил:
– Это всё или ещё что затерялось в сене?
– Кажись, того… ещё две связки дощек… ну тех, из полосатого чувала… тоже в сене запутались…
Захаржевский тяжело вздохнул:
– Ладно, дьявольская твоя душа, сожжём их дома, в камине. Только гляди мне, язык за зубами, как мёртвому, держать, иначе сам знаешь!..
– Да я… Да чтоб мне на этом самом месте в самое пекло провалиться! Благодарствую, Григорий Михайлович, за великодушие ваше к старому дураку, за милость великую, никогда не забуду! Виноват, недоглядел, старый репей, ох недоглядел! Простите, никак колдун чары напустил на ума помрачение… А, ваша милость… благодарствую!
– Хватит! – оборвал его причитания Захаржевский. – Заквохтал, как курица на насесте. Поехали! – И, пришпорив лошадь, он поскакал вперёд.
Евлампий, продолжая подобострастно кивать, влез на козлы.
– Н-но, пошла, Чубарушка! – крикнул он зычным голосом, и глаза его сверкнули никому не заметной искрой глубоко скрытого лукавого удовольствия.