– Кое-что я вам уже сказал. Несколько ваших родственников умерли при загадочных обстоятельствах, начиная с Анны…
– Да, да! Вы считаете, что их всех убила Оливия. Или Николас. Мертвецы не могут ответить, их некому защитить! Так вот, позвольте сказать, что я думаю об этом! Сегодня от Битонов я позвонила по телефону одному другу Питера, который знал и вас. Он говорит, что после перемирия вы несколько месяцев провели в частной клинике – по его словам, лечили травму головы. Довольно серьезную, добавил он, потому что посетителей к вам не пускали. Сиделки говорили, что иногда вы даже не знали, кто вы такой. Все удивились, когда вы вернулись в Скотленд-Ярд, – никто не считал, что вы до конца выздоровели и способны заниматься такой серьезной тяжелой работой. Он прав, вы просто не способны как следует выполнять свои обязанности! Вот почему вы сейчас не в Лондоне и не ищете Потрошителя! Вот почему вас послали в Корнуолл – чтобы вы не путались под ногами! И вот почему вы расследуете старые, вымышленные убийства. Ни на что большее вы не способны!
Потрясенный ее злобой, Ратлидж отвернулся к окну, посмотрел на море, стоя к ней спиной, пряча лицо от ее злых глаз.
– Помощи Скотленд-Ярда попросили вы, – в последний раз напомнил он. – Если я сумасшедший, если сам выдумываю предлоги, чтобы остаться здесь, признайте за собой хотя бы долю вины. – Его так и подмывало сказать больше, но он вовремя прикусил язык и лишь добавил: – Мне очень жаль, Рейчел. Больше, чем вам кажется.
Его отказ защищаться, его покорность отрезвили ее.
Слова – оружие женщины. Рейчел намеренно выбрала такие, чтобы ранить, чтобы сделать ему больно, остановить его. Она позвонила Сэнди Макардлу, потому что он – сплетник; она прекрасно это знала и все же охотно ему поверила.
И вдруг ей стало стыдно.
– Ах, Николас! – тихо и устало произнесла она. – Почему я так сильно тебя любила?
Ратлидж по-прежнему стоял к ней спиной; ссутуленные плечи выдавали его собственную боль. Он молчал.
Рейчел неожиданно для нее самой стало трудно говорить.
– Зачем вам понадобился портрет? – тихо спросила она спустя какое-то время.
Ратлидж смотрел на море, но не замечал его красоты. Реальной казалась только боль внутри его. К чести его, он ответил Рейчел правду:
– Потому что я не могу закрыть дело, не сняв показаний с половины жителей Боркума. Но, видите ли, если я стану снимать показания обычным порядком, к концу дня все всё поймут и договорятся между собой, чтобы уберечь от скандала себя самих и потомков Розамунды. Тогда мы уже не узнаем правды. Потому что многим известны отдельные кусочки, хотя иногда они сами не отдают себе отчет в том, что им известно. А мне нужно выяснить все до конца, увидеть цельную картину. И вот я подумал, что местным жителям не захочется лгать, если допрос будет проходить в парадной гостиной, где всем им станет не по себе. Они будут смотреть на портрет женщины, которую все они почитали и при жизни, и после смерти, и невольно ответят правду. Я узнаю факты. А прежде чем жители Боркума поймут, что именно они рассказывают и куда клонит констебль Долиш, вся картина убийства и обмана будет записана черным по белому. Тогда свидетели не смогут отпереться и все отрицать. Они не смогут притвориться, будто их сбили с толку или они неправильно истолковали вопросы. Им придется самим все признать. И примириться с этим, как кто сумеет. Но такова печальная цена убийства. Мы все за него расплачиваемся вместе с жертвами.