— Нет! Ты слышишь? Нет, и еще раз нет… Ты должна мне поверить. Ради себя. Ради твоей малышки. Скажи мне, хотя бы, как зовут доктора, который исцелит Эверет?
— Идите к дьяволу, сэр! Будьте вы прокляты! Я не скажу вам его имя. Боже, я жалею, что сказала вам, как зовут мою дочь… О, я поняла! Я раскусила вас! Вам не нужно идти к дьяволу, потому что вы и есть дьявол. Вам нужны имена, чтобы забирать невинные души! Господи, зачем я сказала, как зовут мою крошку… Боже, Боже, Боже… Изыди, тварь! Уйди с нашего пути! Слышишь? Слышишь!
Она сорвалась на крик, а из глаз, вопреки моей уверенности в том, что это невозможно, хлынули слезы. Крупные и густые, похожие на слизь, такие бывают, если организм сильно обезвожен. Бедняжка давно не заботилась о собственной еде и питье.
— Я не дьявол! Понимаешь? Не дьявол! Дьявол забирает по грехам, но не по именам. Кому ты хочешь отнести девочку, говори? Если скажешь, я дам тебе фунт. — Я должен был узнать, кто этот негодяй. Узнать и рассказать все в полиции.
— Не могу! Он не велел! Он единственный джентльмен в этом проклятом мире, и я прекрасно его понимаю. Вы все охотитесь за ним, потому что он способен совершить чудо. Какие же вы твари… Я вас всех ненавижу! Ну почему? Почему вы не даете нам с Эверет покоя? Будьте вы прокляты… Будьте прокляты небом, землей, всем, чем только можно! Пусть Бог проклянет вас, твари!
Ее трясло. Тело трепетало от мелкой дрожи, которая была вызвана отнюдь не холодом. Между словами она неуловимо быстро покусывала губы, и красные капельки стекали по подбородку, ныряя в черноту лохмотьев, закрывающих грудь. Видимо, у нищенки начиналось что-то вроде эпилептического припадка. Вскоре вместе с кровью ее рот стал источать пену, вздувавшуюся липкими красными пузырями.
— Твари, твари, твари! Проклянет вас! Проклянет, проклянет, проклянет! Бог! Твари, твари… — Нищенка без остановки повторяла ругательства, перемежая их проклятиями. Она не способна была остановиться.
Эверет смотрела на меня своим открытым глазом. Возможно, она погибла из-за подобного припадка матери. Я встретился с ней взглядом и понял, что тоже схожу с ума.
Дитя мне подмигнуло. Боль в ладони доползла до костей и теперь, будто крот сквозь землю, пыталась выйти с другой, тыльной, стороны. Послышалось шипение. Это поджаривалась кожа. Вместе с ней, будто шкварки на противне, шипели и плавились линии моей судьбы.
Малышка в руках матери ухмылялась, и дело было не в вывихнутой челюсти. Все это время Эверет смеялась над чужим дядей, который дрожал от боли и страха. Думаю, никогда в жизни, ни до, ни после того случая, я не пугался так сильно.