В четверг вечером Муха, Рыжик и еще двое ребят постарше сидели на старых качелях за жилым корпусом. Вились синие струйки табачного дыма, а вместе с ними и неспешная, обстоятельная беседа, сопровождавшаяся смачными плевками в траву.
— Надо Бориса первым поставить. Он стопудово сразу всех сделает.
— Борис не побежит, — помотал головой Рыжик. — Он в изоляторе.
— А че?
— Говном на уроке кидался. Из толчка принес в бумажке завернутое.
— Герой, бля. А кого вместо него?
— Не знаю.
— Хвоща надо, — вдруг предложил Рыжик. — Помните, как он раньше гонял? Ну, в начальной школе?
— Да, гонял здорово, только теперь ты его не заставишь.
— Точно. Кстати, он во сне разговаривает.
— Серьезно?
— Отвечаю. Вчера проснулся… Ну, в толчок пойти. А он бормочет чушь какую-то.
— И что бормотал?
— Да не помню. Про театр и короля вроде… король гнили или боли, хрен его знает. Еще ногой дергает и так быстро шепчет: «Отпусти, отпусти, отпусти…»
— Во дурик!
— Больной, хер ли…
За ужином Муха сел рядом с Хвощом и, ткнув его локтем под ребра, заговорщицки подмигнул:
— Как там король гнили?
Хвощ вздрогнул и выронил ложку. Лицо его вытянулось и побелело, Муха даже испугался, что тот сейчас грохнется в обморок. Но нет. Глубоко вдохнув, Хвощ спросил дрожащим голосом:
— Откуда ты знаешь?
Муха заржал:
— Оказывается, ты не только во сне разговариваешь!
Хвощ, видимо, понял, что к чему. Краска постепенно возвращалась на его лицо. Он схватил ложку и зло пробормотал:
— Хочу — говорю, хочу — не говорю!
Сине-серые сентябрьские сумерки заполнили собой комнату. Дежурная воспитательница уже закончила обход и погасила в спальне мальчиков свет. Наступило странное, зыбкое время между днем и ночью, между сном и явью, время теней и жутких историй, важных разговоров, подводящих итоги, расставляющих все по своим местам. Муха, которому не спалось из-за воспоминаний об отце, сел на кровати и спросил:
— Эй, Хвощ, как там в психушке?
Он не надеялся на ответ, но услышал его:
— Весело.
— Да ладно. Что может быть веселого в психушке?
— Может. — Хвощ лежал на спине, не мигая, глядя в потолок, — У нас был кукольный театр.
— Триндишь! Театр, блин. Откуда в дурке театр?
— Не знаю. Он там всегда был.
Муха переглянулся с Рыжиком и выразительно покрутил пальцем у виска.
— И что там показывали?
Хвощ недовольно поморщился, не отрывая взгляда от потолка:
— Показывали всякое. Какая разница? Про Гамлета там, еще много…
— Про кого? — фыркнул Муха — Это что за мудак такой?
— Принц один. У него отца убили, и он с ума сошел.
— Ни хрена себе! Вам там вокруг своих дуриков мало было?