— Неужто с такой силой не одолеем Мамая? — тихо спросила девушка.
— Кабы не одолели, так и приходить сюда было б незачем.
У коновязи постояли, не в силах расстаться сразу. Дарья закусила губу, удерживая легкую женскую слезу, Орлик тянулся к ее рукам — помнил угощение. Перебирая челку над его звездочкой, она спросила:
— Он хороший?
— Лучший конь на земле, — Тупик засмеялся.
— Я так и знала, — короткая улыбка в глазах Дарьи не смыла горечи расставания. — У него глаза умные. А рыжий где?
— Помнишь его… Поменял на этого.
— Тот злой был… как и ты тогда. — Она улыбнулась. — Но все равно и тот хороший — тебя сберег.
Васька промолчал. Сколько раз тот рыжий Орлик спасал ему жизнь, а вот он сам погубил его неосторожностью — до сих пор болит сердце, и долго еще будет болеть: будто друга верного не уберег.
Появился старый лекарь, Васька вспомнил о Таршиле, передал его просьбу. Дед позвал за собой. Едва он повернулся, Дарья схватила Тупика за руку:
— Вася, дай мне твой меч!
— Меч?.. — он удивился и… понял. Отстегнул меч и протянул девушке. При своих товарищах никогда этого не сделал бы, но сейчас можно: пусть себя успокоит, думая, что воина спасают в бою заговоры, а не воинское искусство… Дарья схватила меч, тут же откуда-то вывернулась ее подружка, со смехом выхватила у Дарьи меч, обернулась на бегу:
— Не бойся, боярин, вернем тебе меч заговоренный, всех ворогов порубишь, только Дарью помни! — и скрылась в маленькой палатке.
Ведал ли хан Алтын, что его меч будут заговаривать русские женщины!.. Впрочем, теперь это меч Васьки Тупика.
— Эй, витязь, ты чего задумался? — дед Савося уже возвращался с глиняным жбаном. — На-ко, завези Таршиле, пусть взбодрится, не то тяжко ему будет рядом с вами, молодыми.
Приняв жбан, Васька поклонился деду:
— За все те спасибо, Савватей Гаврилыч. Дарью побереги.
— Э-э, молодец, куды мне ныне? Тебе беречь ее, тебе! Побьете врагов — вот и все береженье, — улыбнулся по-стариковски лукаво и успокоительно, будто побить — дело шутейное, будто он, старый воин и лекарь, не видывал кровавых, устланных телами полей, где проходила грозная ордынская конница. Но была ведь еще и Вожа, она грела надеждой и Ваську Тупика, и этого древнего старца, как она грела всех, сошедшихся на Куликовом поле — от великого князя до последнего возницы…
От палатки шла Дарья, строгая, словно юная богородица, и несла меч Ваське Тупику…
Между лагерем и построенной ратью поле очистилось, лишь кое-где по протоптанным черным дорогам двигались подводы; птицы начали возвращаться на освободившееся пространство, изредка вспархивали из-под копыт, отлетали недалеко — люди их не трогали, и птицы быстро привыкали к соседству шумных гостей. Теперь, когда войско заняло позицию и каждому было указано место в строю, ряды стояли неплотно, ратники развертывали позади длинника шатры, варили обед, многие отдыхали. Всюду ходили попы, кадили и пели молитвы, воздух вблизи полков насыщался сладковатым ладанным духом.