.
ФБР сохранило за собой право проникать в ACLU посредством этих обменов любезностями в последующие месяцы и годы. Осенью 1924 года Бюро содержало шпиона в исполнительном комитете ACLU, похищало протоколы его заседаний в Лос-Анджелесе и вело учет источников его финансирования. Через семь недель после своей сердечной встречи с Болдуином Гувер уже принимал новые и подробные отчеты о юридической стратегии руководства ACLU. Количество его досье росло и уже включало досье на руководителей союза и его видных сторонников, среди которых была одна из самых известных в мире женщин — глухая и слепая Хелен Келлер. Ее досье стало одним из тысяч ему подобных, связанных с уникальной историей американского движения за гражданские права, отслеженной ФБР.
«Мы не знали о том, как ФБР Гувера следило за нами, — сказал Болдуин полвека спустя. — Они никогда не переставали следить за нами»[111].
И Гувер не упразднил отдел общей разведки. На бумаге этот отдел исчез. Но источник его жизненной силы — досье — остались. Чтобы сохранить их в тайне, Гувер создал совершенно новую регистрационную систему под названием «официальный — конфиденциальный». Эти документы находились под его контролем. Теоретически централизованная документация Бюро принадлежала министерству юстиции. Она была уязвима к обнаружению в судах или для повесток о явке в суд, посланных конгрессом. Папки «официальные — конфиденциальные», введенные Гувером, были его, и лишь его одного. На протяжении пятидесяти лет они оставались его неприкосновенным тайным запасом. Его способность шпионить за людьми, ведущими подрывную деятельность, зависела от секретности, а не гласности. Конфиденциальные досье были гораздо лучше, чем кричащие заголовки. Несмотря на опасность обнаружения, Гувер и Бюро вели наблюдение за американскими коммунистами.
«Следить за тем, чтобы секретность была соблюдена»
Министр юстиции Стоун велел Гуверу придерживаться закона. Он не раз спрашивал Гувера, по каким федеральным законам коммунизм является нелегальным. Таких законов не было. «Деятельность коммунистов и других ультрарадикалов до нынешнего времени не представляла собой нарушение федеральных законов, — написал Гувер 18 октября 1924 года. — Следовательно, министерство юстиции теоретически не имеет права расследовать такую деятельность»[112].
Бюро расследований не имело полномочий вести политическую войну. Закон о шпионаже времен Первой мировой войны потерял силу теперь, когда война закончилась. Оставшийся федеральный закон о подстрекательстве к мятежу времен Гражданской войны требовал доказательства плана использовать насилие с целью свержения правительства. Ни разу Бюро не смогло представить удовлетворительные доказательства суду, что американские коммунисты строили заговор с такой целью. Даже еще более старый закон — закон Логана от 1790 года — запрещал американским гражданам вступать в отношения с представителями иностранного государства с целью враждебного заговора. Коммунисты в Соединенных Штатах явно имели связи с Москвой. Но конгресс так и не проголосовал за то, чтобы удостоить Советский Союз дипломатического признания — он не был страной с точки зрения американского закона, — так что закон Логана не работал. У Гувера не было закона, который надо было приводить в исполнение. Он ограничил свои полномочия рамками антикоммунизма.