.
« … радистка погибла при бомбежке, мы остались без «телефона». К тому моменту мы с Алексом уже обо всем договорились. Как только документы оказались у нас у руках, Леха решил, что наступил самый удачный момент пропасть без вести. В этот самый момент Ротте нанес ответный удар…»
« …Густав вынырнул из темноты, подбежал к водительскому месту и торопливо сообщил.
— Станция Бранденбург!.. Эшелон с заключенными застрял на станции Бранденбург!! Впереди пути разбиты. Это в центре старого города, я знаю. Туда можно добраться по Blumenstrasse. …»
« …мы их разделали в два счета. Перестреляли, как выразился Густав, «как курей». Извлекли узников из вагона. Магди была бледна как смерть. Я не преувеличиваю, Николай Михайлович. Она едва дышала и только всхлипывала. Алекс донес ее до машины, а нам с Оборотнем пришлось вытаскивать заключенных. Они не давались, Николай Михайлович!
Они цеплялись друг за друга!!
Меня ненависть душила…
Я лично снял охранника на станции, тот жизнью заплатил за танкиста Кандаурова. Хотя что было с него взять, малолетнего пацана в эсэсовской форме. Он даже пикнуть не успел, когда я сзади ударил его ножом в сонную артерию. Охраны возле вагона не было, все разбежались, а жаль!.. Ненависти на них не хватало. Я бы еще пострелял, и чтобы рядом стояли Таня Зайцева, повешенный в Калуге брат Пети Заслонова, сам Петька, Кандауров, псих Волошевский и множество других знакомых и незнакомых людей.
Вот такие фантазии, Николай Михайлович».
* * *
Далее шли отдельные обрывки, смысл которых можно было уловить только в контексте непростой ситуации, в которую угодил Николай Михайлович.
Из воспоминаний Н. М. Трущева:
« – Где спрятаны документы?
— Не помню, Николай Михайлович. Я понимаю, время трудное. Я готов нести ответственность, но Магди к этой истории не имеет никакого отношения. Она даже не слыхала об этом списке.
— Об ответственности после, а пока отдыхай. Долечивайся. И попытайся вспомнить».
« …как дети, ей–Богу!!! Когда и кому из работников спецслужб было позволено самому принимать решение о своей отставке!
Этот пункт тревожил меня более всего. Зная жесткость и бескомпромиссность Берии, его поразительную интуицию в оперативных вопросах, имея в виду пассивность Меркулова, не способного противостоять его напору, я был уверен, такая оппортунистическая позиция не доведет до добра.
А тут еще этот мифический список! Что я должен был доложить руководству?
Что предложить?
Как с такой абракадаброй идти к Лаврентию?!
Неужели эти сопляки всерьез рассчитывали, что их нехитрая игра не будет вскрыта на Лубянке? Неужели поверили, что здесь некому сделать убийственный для этих анархистов от разведки вывод?»