Берия неожиданно рассмеялся.
— Хозяину идея понравилас. Он обратился к Маленкову – справишься, Георгий? Затем предложил членам Политбюро – давайте сбросим Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть уговорит его не нападат на СССР… Ты бы видал лицо Маленкова…
После паузы Лаврентий предупредил.
— Забудь об этом. Нигде не пиши. Нэ надо.
— Так точно, товарищ нарком… »
* * *
Трущев не ограничился включением в свои воспоминания этих отрывков. После войны, отсидки и выхода на пенсию он многое добавил к этому впечатляющему документу. Это неопровержимое свидетельство того, что Николай Михайлович из тех, кто относился к порученному делу мало сказать добросовестно, но и с душой.* (сноска: Дополнительные материалы по этому ключевому вопросу для хода ведения боевых действий на Восточном фронте и невообразимо громадному количеству наших людских потерь смотри в «Приложениях» к воспоминаниям. На необходимости сведения воедино всех представленных документов Трущев настаивал особо. «Меня, – заявлял он, – не устраивает роль птицы–говоруна.
Николай Михайлович имеет на это право. Он внес свой вклад в победу.)
Из воспоминаний Н. М. Трущева:
« …с 3–го на 4–ое декабря 1943 года за мной прислали машину. Это была первая за последние три недели ночь, которую мне разрешили провести дома.
Машина мчалась по ночной Москве на предельно допустимой скорости. В душе все трепетало. Что могло случиться за несколько часов, которые я провел дома с Татьяной? В чем допустил промашку? Где прошляпил? Если по «близнецам», там вроде все было чисто. Никто из тех немногих сотрудников, кто был привлечен к этой операции, не испытывал особой тревоги за нынешнее состояние дел.
Я перебирал задание за заданием и не мог обнаружить какое‑нибудь существенное упущение, но за всеми этими успокоительными припоминаниями угрожающей тенью очерчивался страшный волосатый кулак, с которым мне пришлось познакомиться в октябре сорок первого. Не везет ли меня молчаливый шофер прямо в объятия Абакумова? Я однажды побывал у него, с тех пор красавец–генерал далеко пошел, теперь он командует СМЕРШем и вряд ли будет лично пачкать руки о такого замухрышку как я?
Ближе к Лубянке сумел взять себя в руки – двум смертям не бывать, одной не миновать. Поживем увидим, нарком в Сталинграде, осматривает вместе с Хозяином место былого сражения, мой непосредственный начальник только послезавтра должны были возвратиться из Тегерана, а Всеволод Николаевич всегда держался со мной предельно корректно – понятно, до того момента, пока Петробыч заказывал мне справки.