А весной ты умерла. И мы с дочерью остались одни. Сейчас ей двадцать лет, и ей придется жить одной. И в том, что я ухожу, — виновата ты. И в том, что наша дочурка осталась одна, — виновата ты.
Сказав это, он закашлялся и, когда кашель прекратился, вдруг отчетливо услышал:
— А ты — весь в белом и ни в чем не виноват, да?
Геннадий закрутил головой, но в палате никого так и не увидел.
— Кто же это сказал, кто сказал? — повторял он, напряженно всматриваясь в легкий полумрак углов палаты, но там никого так и не было.
* * *
Холодный осенний ветер со снежком заставил доктора Огурцова добежать до отделения как никогда быстро и нигде не задерживаясь, однако в отделении его ждали два следователя — срочно проконсультироваться о тяжести телесных повреждений. Эти консультации, хоть и с поверхностным, но изучением историй болезней и рентгеновских снимков, заняли почти полчаса, и за это время на кухоньке вскипела вода в чайнике, а Елена Георгиевна заварила чай.
— Тебе, Иваныч, как всегда? Или для сугрева?.. — кивнула она головой на сейф.
— Нет, просто чай, мне еще на суд идти сегодня, — грея ладони горячей кружкой, ответил Огурцов.
— Ну, как он? — вновь спросила Елена. В этот момент открылась дверь и вошел терапевт Перцев А.С. Снял куртку, сел на диван к батарее и сказал:
— Безнадежен. Неделя — вот сколько ему осталось. И это по самым оптимистичным предположениям! А сейчас лежит, сам с собою разговаривает и улыбается.
— Это он со своей Линой говорит, — задумчиво сказала медрегистратор. — Для него перегородка между жизнью и не жизнью стала тонкой, очень тонкой — вот он и слышит ее… — И тихо добавила: — Значит, действительно недолго осталось.
После этих слов наступила гнетущая тишина, изредка прерываемая звуками «пития» горячего чая.
— Вот так жизнь и пролетела. Была любовь — и нет ее, была семья — и нет ее. Ничего не осталось, лишь одна девчонка без средств и…
— …И нам придется ей помогать, — вставил Перчик, — хотим мы этого или нет, ибо больше некому. — И вновь в комнате наступила тишина.
— А налей, тетя Лена, нам с Димкой спиртику, а?
— Чего вдруг? Вон у Иваныча коньяк есть.
— Не… давай спирт — как тогда. Ты как, Димыч? — обращаясь к Огурцову, спросил Перцев.
— А-а-а, ладно — по капельке можно. Как тогда, в начале девяностых, — за Генкино здоровье!
Однако не успели они даже разлить, как заявилась Неделина и немедленно устроила скандал.
— Ага, заключение ты мне во сколько обещал сделать — в десять утра! А сейчас сколько? Одиннадцать! Они пьют спирт, а заключения нет! — чуть не плача, проговорила Неделина.