— Ну вот… Ты, Дима, не поверишь, но все то, что тогда произошло, было и для меня шоком! Я раньше и представить себе не мог, что совершу подобное! Если бы раньше мне кто-то сказал, что я способен на такие сексуально-развратные действия, что я способен на подобный подлог, я б наглецу точно дал в морду. И в то же время в глубине своей душонки я стыдливо, но очень четко сознавал: мне понравилось это! Нет, нет, не тот подлог, что я все-таки совершил, а то, что я сделал с ней. Меня поразил до глубины всего моего мужского естества этот необыкновенный запах и нежная плоть ее тела. Я, конечно, понимал, что женщина никуда не пойдет жаловаться — не та у нее ситуация. Но от этого было не легче, а наоборот — хуже. Ведь получалось, что она пришла ко мне за помощью, а я ее изнасиловал, воспользовался ее безвыходным положением! И это было отвратительно! Ты даже не представляешь, Дима, как мне тогда было пакостно и погано. Знаешь, скажу тебе откровенно, я таких мук совести больше ни до, ни после того не испытывал, и в какой-то момент — можешь себе представить! — у меня появилось желание сунуть голову в петлю — так мне было плохо и стыдно.
Однако дни летели — время-то лечит! — и все стало потихоньку забываться. Тем более я был уверен, что никогда с ней больше не увижусь. Но все случилось иначе, совсем иначе, — задумчиво произнес Виталька.
— Что, она все же на тебя заявила? Понимаю, понимаю… То-то поговаривали о какой-то темной истории, связанной с тобой. Как же ты выкрутился? Или все же сидел?
— Дурак ты, Димка, прости меня господи! Случилось то, о чем ты и помыслить себе не можешь. Слушай дальше…
Примерно через два месяца эмоции улеглись, совесть моя немного успокоилась, и все потекло по-прежнему. Вот только на женщин, что приходили ко мне на прием, стало как-то стыдно смотреть. Я их стал стесняться. Даже стал подумывать о смене профессии. Ну а потом я снова увидел ее. Случилось это как-то обыденно, почти как тогда: отворилась дверь, и она вошла в кабинет и, как тогда, я снова был один. Женщина молча стояла у двери и смотрела мне прямо в глаза. Я вскочил, что-то начал было говорить, но она, явно волнуясь, на одном дыхании, каким-то рыдающим грудным голосом выпалила:
— Ну, доктор… прошу вас… Я больше не могу… Сделайте же мне ТАК еще раз, иначе я с ума сойду!
Я, онемев, пораженный до глубины души, смотрел на нее, такую строгую, гордую, красивую женщину, и не мог поверить ушам своим: меня просят сделать ЭТО еще раз!!! Как это в психиатрии называется — дереализация? Дежавю? — спросил он у меня и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Все поплыло пред моими глазами, сердце колотилось, как сумасшедший метроном, где-то в горле и одновременно — в голове. Потом через силу, сбросив оцепенение, дрожащими руками я с трудом нашел защелку, закрыл дверь и осторожно, все еще не веря в реальность происходящего, подошел к женщине и нежно обнял ее. Она покорно приникла ко мне и замерла! Замерла в моих объятиях! Затем я медленно опустился пред ней на колени, обнял за талию и плотно прижался лицом к ее животу… В этот момент я мысленно у нее и просил прощения, и одновременно наслаждался ее близостью, ее запахом… Потом руки мои скользнули под юбочку, поднялись вверх и нащупали трусики. Она скинула туфельки, а я осторожно снял нечто тонкое, кружевное, невесомое и положил в карман халата! Боже мой, как она грациозно переступала ножками, идя к дивану… Там она легла, одну ногу забросила на спинку, а вторую оставила на полу. И вот оно — волшебное и прекрасное естество женщины в моем распоряжении. И я приник к нему… Губки, клитор, горячее влагалище, терпкий запах ее плоти… Все повторилось… Это было какое-то необъяснимое, сладостное сумасшествие! А ее протяжный, прямо животный крик в конце был гораздо громче и длиннее, чем в прошлый раз. После этого она затихла, расслабилась… Я же встал на колени, расстегнул молнию брюк, приник к ней и одним толчком ввел член туда, где только что работал языком и губами. Там было горячо, влажно и невесомо. Мне хватило двух-трех движений, и горячие струи моей спермы заполнили ее лоно… Это длилось долго-долго, как никогда долго… Потом я упал на нее, и мы затихли, вновь тесно прильнув друг к другу…