— Меня зовут Екатерина Васильевна, я вам звонила…
Он поднес к глазам руку с часами:
— Да-да, помню. Я, кажется, опоздал.
«На два часа!», — произнесла я мысленно, а вслух сказала:
— Не страшно, меня приютил ваш сосед из второй квартиры.
— Соловей-разбойник! — буркнул хозяин. — Проходите, раз пришли.
— Соловей-разбойник? — удивилась я. — Почему?
— Потому. Извините! — Мне показалось, что Александр Павлович слегка покачнулся. — Не обращайте внимания. Прошу! — Он посторонился.
Я вошла в обширную прихожую с высокими, светлого дерева, в тон паркету, шкафами до потолка, овальными зеркалами и светильниками в виде свечей. На изящной консоли у зеркала помещалась массивная фаянсовая ваза, расписанная драконами, наполненная смесью из сухих веточек, цветов и трав. Я почувствовала их слабый, приятный запах.
Александр Павлович небрежно бросил на вешалку свой плащ и, видимо, промахнулся — тот сиротливо лежал на полу.
Я вошла в громадную комнату и замерла, пораженная. Вся наружная стена была стеклянной! Через это циклопическое окно густо синело вечернее небо, утыканное сверкающими звездами, и виднелась земля с высоты птичьего полета: неподвижная лента реки цвета темного серебра, за рекой — лес и луг, и где-то немыслимо далеко, на горизонте — светящаяся малиновая полоса — последнее «Прощай» закатившегося солнца. И первые огни в деревушке за рекой, где я побывала однажды еще совсем маленькой девочкой. Теплая рука памяти чуть сжала мое сердце, и оно дрогнуло в ответ. Я увидела, словно со стороны, яркое пламя костра, рой мошек над ним и лежащих около него немолодого седого человека и двоих детей — девочку и мальчика.
Девочка у костра — это я, мальчик — двоюродный брат Колька, а седой человек — дядя Андрей Николаевич. Он был одинок — ни жены, ни детей — и на весь отпуск забирал нас к себе. Мой отец умер, когда мне было два года. У Кольки отец был, но все равно что не было — замотанный, нервный, работавший начальником смены на инструментальном заводе, он приходил домой лишь спать.
…Вечер. Чуть потрескивают, сгорая, сухие ветки. Густая, звенящая тишина, как в первые ночи после сотворения мира, лишь сонная рыба изредка плеснет в реке или завозится птица в гнезде. Земля, остывающая от дневного летнего зноя, покрывается холодной росой. Одуряющие запахи: травы — мята, чабрец, полынь, речная вода, дым костра…
…Бесконечные разговоры о смысле жизни, законах мирозданья, добре и зле. И истории-притчи, смысл которых сводится к извечным человеческим: не убий, не укради, не предай…
— Будете вспоминать все это, когда меня не будет, — говорит Андрей Николаевич.