Приснится же глупость такая!
А очень симпатичный этот майор Мережков… Он потом на Дальнем Востоке служил, только недавно перевели, про Корею стал рассказывать. Ведь он был совсем недалеко от границы. И почти все пропустила.
Потом начали про свои служебные дела — и это тоже очень интересно, ведь Костя сам не говорит, а расспрашивать — не знаешь, что можно, что нет. Майор-то, конечно, знает, о чем можно при женах… Что-то смешное вспомнил… Только после каждой фразы — пых-пых! А трубка у него махоркой набита до самых краев — сил больше нет терпеть! Пришлось опять спасаться в кухне, готовить обед на завтра.
Около двенадцати — голоса в передней. Попрощалась с гостями, потом села на диван — и чуть не заплакала. Спать хочется — просто сил нет, а ведь не заснешь!
— Светлана, да ты что?
Прикусила губу.
— Тошнит меня. От дыма.
— Ты что ж не сказала-то? Мы бы… Эх!..
Встал, огляделся.
— Выйди на минуту в коридор.
Схватил столовый нож, вскочил на подоконник — раз! раз! — вспорол все бумажные наклейки, распахнул обе створки окна…
— Ты уйди, уйди — холодно! Умывайся там пока, зубы чисти.
Умывалась. Чистила зубы.
И вспомнила вдруг, как в детстве мама и папа, открывая форточку или окно зимой, говорили:
«Уйди, уйди, Светланка, простудишься!»
А сами оставались в комнате, прибирали там, делали все, что нужно… и, видимо, не могли простудиться. Взрослые не простужаются.
Потом и сама стала взрослой, на перемене говорила ребятам:
«Уйдите, форточка открыта — простудитесь!»
А теперь вот Костя наводит порядок при открытом окне — и простудиться не может.
Минут через пять Костя позвал, заботливый, расстроенный, виноватый:
— Ну пойди, понюхай теперь, посмотри.
Вошла. Понюхала. Посмотрела. Холодно зверски.
Воздух чистый-чистый, не то снегом пахнет, не то весной. А табачный запах где-то самую чуточку… Может быть, в вещах застрял — в платье или в Костиной гимнастерке.
— Ну, как на твой взгляд?
Прижалась щекой к этой гимнастерке.
— На мой взгляд — все очень хорошо!
Костя в коридоре табличку повесил: «Место для курения».
Год переламывается где-то в конце февраля и сначала медленно, потихоньку, рывками, а потом стремительно приближается к весне.
В школу идешь не в сумерках, а при ярком свете солнца. Звенят под ногами хрупкие сосульки. Неторопливо шагают по снегу гордые своей закалкой старшеклассники — без пальто и без шапок.
Драповое пальто пришлось немножко переделать — распустить выточки. Но вообще-то ничего еще не заметно. Кто не знает, говорит:
— А вы, Светлана Александровна, пополнели, вам идет!
Пожалуй, все-таки к концу мая, к экзаменам, будет уже заметно… и это тревожит порой не меньше, чем сами экзамены.