Костя, нарушая все правила воспитания, носил Димку по комнате взад и вперед, тетешкал, агукал, держал столбиком, пел колыбельные песни, стараясь заглушить Димкин крик, — ничего не помогало.
Не плачь, маленький, вернулось молочко!..
Уже сидя в кресле, в халате, со скамеечкой под ногами, принимая из рук Кости оглушительно ревущего сына, Светлана сказала:
— Ты бы его на животик положил, так он лучше успокаивается.
— Пробовал! — прокричал Костя.
Димка схватил грудь, потом вдруг выпустил, истерически всхлипнул и стал наконец ровно сосать.
— Даже вспотел! — Светлана провела рукой по влажной головенке.
— Еще бы! Нервный он у нас, Светланка, что ли?
— Никакой не нервный. Просто голодный, я опоздала. В комнате тишина. Звонко глотает и довольно посапывает малыш.
Костя спросил, подсаживаясь на ручку кресла:
— Ну, как же у тебя?
— Я потом расскажу.
Она все гладила и гладила темные волосы и короткий пушок на затылке, где они вытерлись. Костя заметил, что пальцы ее дрожат.
— Тебе холодно?
— Нет, просто руки холодные.
Он набросил ей на плечи теплый платок. Получилось вроде шалаша, где были она и Димка — и никого больше. А Костя — сторожем около шалаша.
— Посмотри, какие у него ресничищи длинные. В тебя! Симпатичный он у нас, правда, Светланка?
Это было как прием брома — разговор о Димкиной симпатичности. Костя иногда очень умело подбирал лекарства.
В шалаше все спокойно. Если бы не бояться могущих прийти напастей и болезней, можно было бы сказать, что в шалаше — рай.
Но Димка такой тоненький и хрупкий, не бояться нельзя.
Хрупкий и нежный, как девочка, но не отстает от своих сверстников, толстоморденьких, толстоногих. Положенный на животик, отталкивается ручонкой и сам с лихим воплем переворачивается на спину. Радостно блестит черными глазенками, чувствует себя героем. Оптимистом был, оптимистом и остался.
А вот он уже стоит на четвереньках в широких полосатых штанишках-ползунках и даже немножко передвигается по кровати при помощи рук, ног и головы.
Сидит, обложенный подушками, гремит целлулоидным розовым попугаем… А вот и сам начал садиться. Отгрыз помпон на шапочке резинового головастого морячка; это значит — чешутся десны, два зуба уже есть.
Иногда Тоня и Саша Бобровы приносят своего сынишку в гости, и два малыша, посаженные на ковер, с любопытством разглядывают друг друга. Димка, живулька и непоседа (кроме того, дома и стены помогают!), не дичится нисколько, делает все авансы, бросает в гостя розовым попугаем, морячком с отгрызенной шишечкой на шляпе: на, мол, догрызай, мне не жалко! Натура у Димки широкая, щедрая, Димка протягивает гостю обсосанное печенье: угощайся!