МИХАИЛ КУЛАКОВ
Настоящее искусство «странных» личностей
Он не похож ни на одно лицо-подобие. Наберётся пол-Москвы — каждый расскажет что-нибудь забавное, но… много «но», однако вряд ли по всем «но» возможно составить истинный образ замечательного (как сказать: русско-советского, советско-русского, русского или советского?) современного московского художника Анатолия Зверева.
Два слова о костюмах Анатолия. Верхняя и нижняя одежда, вплоть до исподнего — с чужого плеча. Плечи бывают разные, иногда — элегантное узкое плечо дирижёра Игоря Маркевича, иногда плечи своего брата художника, обитателя подвальных мастерских, поэтому архимодный пиджак с узкими рукавами, из-под обшлагов которого вылезает бумазейное, цвета траура, нижнее бельё, чередуется со спортивным регланом в красных винных пятнах. Из-под пиджака обязательно торчат (конверт в конверте) несколько воротников рубашек, скажем, в такой последовательности: эластиковая глянцевая чешуя ярко-красной рубашки в манере «Парка культуры и отдыха имени Горького», далее выбивается ворот «не нашей» с обойной набивкой, венчает дело матросская тельняшка. По мнению Зверева, так чище, заклинания окружающего воздуха, чтобы микробы не садились и не заражали белое зверевское тело. Так стерильнее.
На столе свой порядок: из хлеба изымает сердцевину и крошит, нет ли отравы, корку не ест, как первичный слой, сообщающийся с воздухом, внешним миром, состоящим из планктона, бацилл, всякой заразы. В хлеб втыкает зажжённые спички, много спичек, кладбище горелых спичек, хлеб, как погорелая земля. И такая иллюминация часто устраивается в центре ресторанного зала, отражённая многократно в зеркалах, на виду ошеломлённой публики. От стихии огня происходит очищение. Стол для Зверева — тот же душевный космос, как и живопись. Вообще — любой акт жизни. Его брезгливость есть аномалия личности, никакого равновесия в такой экстравагантной натуре не найти. Такого вида «странности» присущи многим великим людям. Владимир Маяковский, например, здороваясь с незнакомыми людьми, после шёл в ванну мыть руки, на дню трижды менял сорочки и т. д.
Анатоль любит сборища, празднества не ради веселья, а из-за большого скопления народа. Он человек толпы, потому что изгой и одинок. Отсюда стремление войти в месиво толпы, раствориться, как капля масла на воде, не зацепляясь ни за что и ни за кого.
Его излюбленная манера поведения в обществе — юродствовать. С дурака и спросу нет. Однако он не дурак, наоборот, очень умён, я уже не говорю о его странной хитрости, когда он придумывает такие сложные интриги, что в конце концов обманывает себя, а не других, как бы ему хотелось. Гениальность его несомненна, он обладает хорошим вкусом во всех родах искусства. Плюс ему нужно есть, пить, рисовать, как всем.