Я бросилась наверх, ударяясь о стены, звала мать. Она была в своей комнате, вместе с отцом. Он лежал на двуспальной кровати, похожий на труп. Лицо обвисшее, серое, на подбородке струйка слюны.
– Он еще жив? – крикнула я.
– Парализован, – ответила мать, поднимаясь.
Я хотела сказать матери, что забираю тебя. Но я была вне себя, мысли у меня путались. Я ринулась вниз и схватила тебя на руки.
Мать побежала за мной.
– Он парализован, Дороти Джин. Я сказала полиции, что у него удар, клянусь! Тебе нечего бояться. Никто не знает, как на самом деле все произошло. Можешь остаться.
– Твой дедушка может ходить? – спросила я тебя.
Ты покачала головой и сунула палец в рот.
Но я продолжала прижимать тебя к себе и никак не могла отпустить. Я представила свое искупление, представила, как мы начнем все сначала. Представила жизнь с оградой из штакетника, трехколесными велосипедами и собраниями «Хранительниц очага»
[25].
Я взяла тебя.
И чуть не убила, позволив съесть шоколадное печенье с марихуаной.
И мне даже не пришло в голову отвезти тебя в больницу, когда ты начала отключаться. Это сделал Винни-Пух.
– Не знаю, Дот. Похоже, слишком много травки для ребенка. Она какая-то зеленая.
Я отвезла тебя в отделение неотложной помощи и сказала, что ты нашла соседскую заначку. Впрочем, никто мне не поверил.
Позже, когда ты заснула, я пробралась к тебе в палату и прикрепила к твоей рубашке записку с именем и телефоном моей матери. Ничего другого я придумать не могла. Наконец до меня дошло: я тебя не заслужила.
Тогда я поцеловала тебя и ушла.
Готова поспорить, ты ничего этого не помнишь. Надеюсь, что не помнишь.
После этого и началось мое падение. Время стало эластичным, как резина. Марихуана и барбитураты затуманили мне мозги и лишили возможности заботиться о чем бы то ни было. Шесть лет я провела в коммунах, в разрисованных школьных автобусах, голосуя на обочинах дорог. И по большей части под кайфом, так что даже не понимала, где нахожусь. Я добралась до Сан-Франциско. Это был эпицентр. Секс. Наркотики. Рок-н-ролл. Я почти ничего не помню до того момента, как однажды выглянула в грязное окно автобуса по пути на митинг и увидела «Космическую иглу».
Только тогда до меня дошло, что мы уже не в Калифорнии.
– Стой! Здесь живет мой ребенок! – закричала я.
Мы остановились перед домом моей матери. Я понимала, что не должна выходить из автобуса, что тебе будет лучше без меня, но я была под кайфом, и мне было плевать.
Я выбралась из автобуса, а за мной облако дыма от марихуаны, которое окутывало меня, защищало. Я подошла к парадной двери и громко постучала. Потом попыталась стоять прямо. Попытка оказалась настолько неудачной, что я не могла удержаться от смеха. Я плохо соображала, и…