– У меня есть Пакс.
– Некоторые мужчины хуже одиночества, Мара.
– Можно подумать, ты знаешь. Ты мне поможешь или нет?
Даже в таком состоянии я понимаю, что не могу исполнить ее просьбу. Я жажду этого, как глотка воздуха, но не могу снова облегчить ей бегство. За прошедшие годы я совершила много ошибок в отношениях с этой девочкой, и самая серьезная из них – романтизировать ее отношения с Пакстоном и скрывать их от Джонни. Но я извлекла урок.
– Я приму тебя и отведу к доктору Блум, но не собираюсь повторять свою ошибку. Я не буду втайне от твоего отца давать тебе деньги, чтобы ты могла жить в какой-то дыре с этим странным типом, которому плевать, что ты режешь себя.
После этого мы говорим друг другу ужасные вещи, о которых мне хотелось бы забыть. Эта девочка, которую я люблю больше жизни, смотрит на меня взглядом, способным раздробить камень. Потом она уходит, громко хлопнув дверью.
День премьеры фильма наступает для меня неожиданно. Я не понимаю, как это могло произойти. Помню только, что вечером второго сентября я вяло брожу по комнатам, убеждая себя сесть за мемуары, как вдруг начинает пищать мой сотовый, напоминая о предстоящем событии.
Я смотрю на экран.
Фильм. Восемь вечера. Шишки из телесети.
Потом смотрю на время.
Я должна пойти. Это мой шанс. Страх, паника или отчаяние меня не остановят – я не позволю. Оденусь, буду хорошо выглядеть и снова займу свое место под софитами. Это Америка как-никак, страна второго шанса, особенно для знаменитостей. А может, я должна повторить покаянное шоу Хью Гранта, попросить прощения, улыбнуться, рассказать о своих страхах и депрессии, и люди меня поймут. В наши дни, при таком состоянии экономики, почти каждый чего-то боится. А сколько человек лишались любимой работы!
По пути к спальне у меня начинается паника, но для этого есть ксанакс; я глотаю две таблетки. Сегодня приступ паники мне ни к чему. Я должна быть безупречна. Я смогу. Я не из тех женщин, что прячутся под теплым одеялом за запертой дверью.
Я иду в гардеробную, переступая через одежду, которую не помню, когда купила, и останавливаюсь перед шкафами. Я слишком заметно поправилась, чтобы претендовать на титул законодательницы мод, и поэтому снимаю с вешалки старое, проверенное средство: винтажное черное платье от Валентино с асимметричным вырезом и черные колготки с узором. Раньше платье струилось элегантными складками, а теперь обтягивает меня, как оболочка сардельку, но оно хотя бы черное, и лучшего я все равно не найду.
Руки у меня дрожат. С волосами ничего сделать уже нельзя – только собрать сзади в жидкий хвост. Огромные золотые серьги с черным жемчугом отвлекут внимание от моего землисто-серого лица. Столько косметики я не накладывала на себя никогда в жизни, но все равно выгляжу усталой и старой. Стараясь не думать об этом, я сую ноги в дорогие лаковые туфли на шпильках, ярко-розовые, и хватаю театральную сумочку.