– Никто не знает, кто такой Вильгельм Завоеватель, – сказал Уильям, садясь на постели. На нем была сине-красная пижама с изображением Человека-паука. – Для этого нужна видеоигра.
Лукас тоже сел и обвел комнату затуманенным взглядом.
– Уже пора в школу?
– Сегодня школы не будет, – ответил Джонни.
– Потому что мама умерла?
Джонни поморщился:
– Наверное. Мы летим на Гавайи. Научу своих детей кататься на серфе.
– Ты сам не умеешь, – сказал Уильям, все еще хмурясь. Он уже превратился в скептика.
– Умеет. Правда, умеешь, папа? – Лукас с надеждой смотрел на отца – он был из породы доверчивых.
– Через неделю научусь, – пообещал Джонни, и мальчики с радостными криками запрыгали на кровати. – А теперь – чистить зубы и одеваться. Через десять минут я вернусь, и мы будем паковать чемоданы.
Мальчики спрыгнули с кровати и помчались в ванную, толкая друг друга локтями. Джонни вышел из комнаты и двинулся дальше по коридору.
Постучав в дверь спальни дочери, он услышал ее бесцветный голос:
– Да?
Задержав дыхание, он вошел. Джонни знал, что уговорить шестнадцатилетнюю, чрезвычайно общительную дочь будет непросто. Главное место в жизни Мары занимали подруги. Особенно теперь.
Она стояла возле незастеленной кровати и расчесывала свои длинные черные волосы. Одета Мара была для школы – в нелепые расклешенные джинсы и тесную футболку детского размера – и выглядела так, словно собиралась отправиться в турне вместе с Бритни Спирс. Джонни подавил раздражение. Теперь не время ссориться из-за этого.
– Привет, – поздоровался он, закрывая за собой дверь.
– Привет, – ответила Мара, не поднимая на него глаз. Голос ее звучал резко, на грани срыва – обычное дело теперь, когда она вступила в подростковый возраст. Джонни вздохнул – похоже, даже горе не смягчило дочь. Наоборот, еще больше озлобило ее.
Мара положила щетку для волос и повернулась к нему. Теперь он понимал, почему Кейт так ранило осуждение во взгляде дочери. Она словно пронзала тебя взглядом.
– Прости за прошлый вечер, – пробормотал Джонни.
– Без разницы. После школы у меня тренировка по футболу. Можно, я возьму мамину машину?
Джонни услышал, как дрогнул ее голос на слове «мамину». Он присел на край кровати и стал ждать, когда дочь сядет рядом. Не дождавшись, почувствовал, как его захлестывает волна отчаяния. Мара такая хрупкая и ранимая. Теперь они все такие, но Мара особенно – в этом она похожа на Талли. Они обе не умеют признаваться в своей слабости. Единственное, что может себе позволить Мара, – выразить недовольство, что отец нарушил ее утренний распорядок. Бог свидетель, на сборы в школу девочка тратила больше времени, чем монах на утренние молитвы.