В общем, обиделась Валерина любовь, уехала домой, навсегда. А вскоре вышла замуж за воронежского бизнесмена, родила двоих детей. Но счастья в том браке, по слухам, не было. А богатая дурища не унималась: продолжала осыпать его материальными благами. Больше того: высылала ему крупные суммы в Голландию, долго высылала, а бывало, что и лично привозила.
Настал момент, когда у Мичурина вдруг проснулась совесть: собрался он было с духом, захотел всю правду-матку выложит Ляле, ну, чтоб та не очень-то надеялась. Но нет! Возник непредвиденный случай.
Неожиданно к нему на амстердамскую квартиру приплелась (иначе и не скажешь!) какая-то старуха в потрёпанном прикиде, типа театрального. Выглядела суперстаромодной русской эмигранткой — самой что ни на есть первой волны, ещё дореволюционной. Показала ему Лялину фотку и говорит:
— Вы мою дочку не обижайте…
— Как дочку?! Она же сирота! — возмутился Валера.
— Это вы так думаете… — с расстановкой, почти не шамкая, вымолвила гостья.
Затем она, деловито и без обиняков, изменила будущее Дуремара, сделала его миллионером — лишь бы он свалил с насиженного места.
— Видите ли, моя глупенькая дочурка будет сюда ещё не раз наведываться, а оно вам надо? Посажу-ка я на это место, в эту самую квартиру, более толкового человека, а вас пристрою в лучшем виде, будете довольны…
Беседа кончилась тем, что старуха, с виду потрёпанная, оказалась ещё богаче своей бешеной «дочурки»: вручила Валере чек на миллион зелёных и ключи от шикарной антверпенской квартиры — не чета его тесной каморке. Сделала то, чего не смогли сделать родители: заставила его сменить профессию, стать бриллиантовым королём. Короче, перестал Мичурин быть биологом.
Биологом работать хорошо, особенно в Амстердаме: тюльпаны, ирисы. Говорят, представителям естественных наук и прочей медицины вообще лучше жить на Западе, там они нарасхват и получают крепко. Всяко лучше, чем кошкам головы отрезать — где-нибудь в занюханной иркутской лаборатории. Вот и у Валеры всё сложилось как нельзя лучше.
Старуха не только доложила Валере, кто будет проживать в его амстердамской квартире после него, но и карточку показала. Там был пухлогубый розовощёкий «граф», слегка похожий на него самого, когда-то мелькавший в таинственной коммуналочной нише. Хм… Ну, дела!
А ещё удивительнее сделалось Валере, когда он вживую увидел этого «графа» — сморщенного, почти престарелого субъекта. «Да ну их, этих, эмигрантов! У богатых свои причуды…» — подумалось тогда ему. Не хотел он больше ничего о них знать. Взять-то дарёные денежки взял, переселился в дарёную антверпенскую квартиру, но дальше проявил полное отсутствие любопытства. Потому так и не узнал о двух визитах «к брату Пете»- о Лялином и о Юрином. Ему и без лишней информации было неплохо. Жизнь окончательно наладилась. В материальном смысле. А вот в личном…