— Знаю, — ответил я, решив наконец им все рассказать.
Если у меня все определилось с Машеровым, то большой опасности оттого, что они узнают, кто я на самом деле, я не видел.
— Папа угадал, когда сказал, что в меня кто-то вселился, только этот кто-то – это я сам в возрасте восьмидесяти лет.
Я подробно рассказал о событиях последнего дня моей жизни в тридцатом году.
— Сразу после «заселения» я был тем самым восьмидесятилетним стариком, но потом сознание ребенка начало постепенно менять мое, поэтому сейчас я нечто среднее из нас двоих. Память у меня осталась, но чувствую я себя лет на двадцать, не больше. Я помню все, что случилось за время моей жизни, поэтому представляю большую ценность для Машерова. Именно это я писал в своих тетрадках, а повести были только прикрытием.
— Так повести были не твои! — дошло до отца.
— И повести, и песни, — кивнул я. — По первоначальному плану мне нужно было приобрести известность. План поменялся, но это все равно помогло. Если бы не мое пение, я бы не попал в квартиру Машерова.
— И Москва нужна была для этого? — спросил отец.
— Да, папа. Только это был плохой вариант. Машеров, который должен будет возглавить страну, во всех смыслах предпочтительней. Извините, но я вам не буду говорить о своих делах. Поверьте, ни к чему хорошему это не приведет. И лучше, если Таня вообще ничего не будет знать.
— Люся знает? — спросила мама, которая на удивление быстро поверила рассказанному.
— Знает.
— Так когда мы умрем? — спросил отец.
— Вам лучше этого не знать, — ответил я. — Вы оба проживете долго и умрете из-за того, что медики неправильно поставят диагноз. У тебя не сразу распознают язву двенадцатиперстной кишки, а маму будут лечить от кисты, когда у нее причиной болезни будет герпес. Зная это, я уже могу сказать, что к своему немалому возрасту вы еще сумеете добавить лет по пять.
— А Таня? — спросила мама.
— Я ее переживу на несколько лет, — ответил я. — Из-за сахарного диабета. — Я ей, конечно, со временем смогу кое-что подсказать, но, боюсь, это не поможет. Она всегда жила своим умом и не слушала вас, с какой стати она послушает меня?
— И как нам теперь к тебе относиться? — спросил отец.
— А это уж, папа, решать вам. Я как был, так и остаюсь вашим сыном. Доверяйте больше, а в остальном я бы не советовал что-то менять.
— А как же теперь твои книги? — спросила мама.
— Пока больше не будет ни книг, ни песен, — пояснил я. — Не из-за того, что кто-то против. Ни к чему мне сейчас выделяться. Получим деньги за вторую книгу, и я разорву договор с издательством. А песни мы с Люсей будем петь вам. А вот когда Машеров и его команда утвердятся в Москве, тогда посмотрим. Если из-за того, что в результате их деятельности и изменения будущего какую-то хорошую книгу или песню не напишут, это сделаю я. И не обязательно под своей фамилией.