Ещё мне было горько. Горько от осознания того, что Мила меня не любит. Этот факт просто сжигал меня изнутри. Но я считал что так мне и надо. Это было, как бы, наказанием за содеянное.
Меня бросало из одной крайности в другую. То мне хотелось расплакаться и извинятся перед ней, то наоборот я говорил себе, что она того не стоит и так ей и надо.
Наконец, на третий день, мне приказали встать в центре комнаты на появившийся красный круг и закрыть глаза. Почувствовав неуловимый сдвиг, как будто дохнуло легким ветерком, я открыл глаза. Меня переместили в комнату немногим больше, чем моя камера, простой без изысков стол и стул были практически единственными предметами обстановки.
За столом сидела средних лет женщина в строгом костюме со значком министерства псимагии на лацкане пиджака и простым бейджиком с надписью: "Её милость Ирина Григорьевна Руднева. Старшая следовательница". Я всё ещё находился в АПМ-поле, так что не мог почувствовать, является ли она псимагом и какова её сила.
– Садитесь, Сергей Александрович, - сказала она, указав на единственный стул у стола.
– Итак, вы, Сергей Александрович Дмитриев, - проговорила она, раскрывая лежащую перед ней папку. - Незарегистрированный псимаг, предположительно А класса. Вы обвиняетесь в сокрытии своих способностей от министерства Псимагии, нарушении Кодекса Поведения Псимагов, нанесении ущерба общественному имуществу, а также в нанесении физических и психических травм лёгкой и средней степени тяжести трём гражданам Российской Империи.
– Я ничего не упустила? - задала она риторический вопрос в пространство. Затем Ирина Григорьевна посмотрела на меня и спросила: - Вы можете что-то сказать по этому поводу? Может быть какие-то смягчающие обстоятельства? Говорите, следствие учтёт всё вами сказанное!
Я молчал, обдумывая, что же я могу сказать в своё оправдание. Последние три дня я только и думал, почему я всё это натворил и зачем вообще мне это было надо. Ответа у меня не было. Всё это было как-то совершенно глупо и бредово, что даже смешно. Наконец, я вспомнил, что ещё мучило меня все эти дни.
– Скажите, Ирина Григорьевна, что с Милой? Она очень пострадала? Травмы средней тяжести — это очень опасно?
– Вам это действительно интересно? Или вы спрашиваете только потому, что боитесь серьёзного наказания?
– Я... я не боюсь наказания, - сказал я, глядя ей прямо в глаза. - Я отвечу за всё, что совершил. Я спрашиваю потому, что она мне небезразлична... как бы глупо это сейчас не звучало.
– Да? Как же вы могли такое сделать, с девушкой, которая вам небезразлична?