— Андреас.
— Что ему нужно?
Андреасу показалось, что ее язык немного заплетается, но это его не удивило. В деревне давно поговаривали, что Герда Фольк не прочь выпить.
— Он хочет увидеться с Евой.
— Думаю, лучше не стоит. Она сейчас сильно расстроена.
Пастор понимающе кивнул.
— Видишь ли, сынок, — сказал он, поворачиваясь к Андреасу, — сегодня к Еве заходила поговорить мама Линди. Думаю, для обеих этот разговор выдался тяжелым.
Разочарованный парень робко сказал, что, возможно, его поддержка поможет Еве. Пастор задумался.
— Ну ладно, заходи, — сказал он после небольшого раздумья. — Полагаю, лучше всего спросить у нее самой.
Войдя в дом, Андреас направился в гостиную. Обстановка комнаты, хотя и была скромной, создавала ощущение уюта. Кроме мягкого кресла и дивана, в ней находился только небольшой письменный стол с двумя настольными лампами под абажуром и тумбочка с граммофоном. Стены с выцветшими обоями украшали несколько акварелей, изображающих живописные пейзажи и замки на берегу Рейна. Над граммофоном висела вышитая на ткани молитва «Отче наш».
Подняв с пластинки иглу, пастор, выглянув в холл, крикнул жене, которая в этот момент резала на кухне лук:
— Герда, скажи Еве, что к ней пришел Андреас! Мы будем в кабинете.
— Но…
— Пожалуйста, Герда… — хотя Пауль Фольк никогда не повышал голос, спорить с ним было бесполезно.
Герда, раздраженно бросив нож на разделочную доску, вытерла руки о передник.
— Ну, как знаешь.
Пригласив гостя пройти за ним в кабинет, пастор начал подниматься по лестнице, ведущей прямо из гостиной на второй этаж. Андреас последовал за ним. Оказавшись в узком коридоре, он прошел мимо гравюры, изображающей Мартина Лютера, и оказался в пасторском кабинете, окна которого выходили на церковное здание и расположенный рядом сад. Комната была в идеальном порядке, если не считать газет, сваленных в кучу в углу возле стола. В воздухе витал запах табачного дыма и бензина (прямо под кабинетом находился гараж). Полки, стоящие вдоль одной из стен комнаты, были плотно заставлены книгами. Пробежав глазами по корешкам, Андреас заметил имена Шиллера, Гёте, Ницше, Лютера, Кальвина, Фрейда и Дарвина. На противоположной стене висела гравюра американского художника Эдварда Хикса под названием «Царство мира». Андреас остановился у картины, рассматривая ее.
— Нравится? — спросил пастор.
— Ага, — кивнул Андреас. — Но гравюра моего отца мне больше нравится.
Фольк понимающе кивнул.
— Да, я видел ее… Очень оригинальная.
Андреас сел на резное деревянное кресло, стоящее возле письменного стола.