— И что дальше? — спросил я.
— Дальше… Барабанщики собрались в один отряд и стали вооружаться. И потребовали себе медальоны, как у взрослых. Сказали: “Раз мы рискуем, как взрослые, давайте нам знаки”.
— Это такой орех на шнуре? — вспомнил я.
— Да. Есть обычай: каждый взрослый носит такой медальон.
— Зачем?
— Не знаю. Раньше этого не было…
— А Стена… далеко?
— Здесь…
Мы свернули в укрытый тенью переулок. С одной стороны стояли плоские дома с редкими темными окнами. С другой тянулась стена, сложенная из ноздреватого песчаника. Вверху она была разрушена, и гребень порос кустиками травы.
Невысоко от гранитного тротуара на железных кронштейнах горели граненые фонарики. Шесть фонариков. Небольшие, разной формы. Они висели вразброс. Желтые пятна света падали от них на песчаник.
Ни надписей, ни барельефа, только фонарики. Да еще пучки цветов, торчащие из расщелин в камне. Сухие цветы, похожие на бессмертники.
Было совсем безветренно, однако мне показалось, что фонарики тихо качаются. Может быть, от нашего дыхания?
Я шепотом спросил:
— Братик тоже был тогда барабанщиком?
— Нет. Он ушел к ним, потом, когда узнал о Стене… Думаешь, что он такой тихий и послушный? Он отчаянный.
— Он маленький, — сказал я.
Фонарики горели неярко и ровно.
— Надо идти, — напомнил Валерка.
Мы вышли из переулка и поднялись на горбатый мостик с каменными столбами по краям. На столбах блестели разбитыми стеклами четырехгранные светильники. Огня в них не было.
Глубоко под мостом черной водой журчала речка.
Валерка вдруг сказал:
— Те шестеро тоже были маленькие…
— Да… Но я не понимаю… Кто с кем сражается. За что? Кто за кого? — с досадой спросил я.
— Черт их знает! — в сердцах сказал Валерка. — Каждый за себя.
— А зачем малыши суются в эту свалку?
— Так уж повелось. Вместе с отцами сначала… А потом… Сейчас у барабанщиков и факельщиков свое дело.
— Какое?
— Я расскажу… Подожди!
Навстречу нам шеренгой шли трое. В тускло-малиновых мундирах и медных нагрудниках. Двое — в плоских касках, напоминавших тазик Дон-Кихота, третий — в широкополой шляпе, похожей на мушкетерскую. Наверно, офицер.
— Гвардейцы, — пробормотал Валерка. — Патруль. Ну, ничего, идем.
Когда между нами было шагов пять, гвардейцы остановились. Офицер коснулся шляпы, зажатой в кулаке перчаткой. Я разглядел колючие усики и заплывшие глазки. А еще заметил, что к сапогу офицера прицеплен широкий метательный нож — такой же, как недавно был у Валерки.
— Светлый Рыцарь — Юный Трубач, Спаситель Города… — почтительно произнес командир гвардейцев — И его доблестный молодой друг, звания которого мы не знаем.