Я ведь и в самом деле ничего не знала о том, что происходило за пределами Литл-Пулбрука. Папа выписывал «Морнинг Пост», но у меня никогда не хватало времени просматривать газету. Наверное, это было не слишком разумно, потому что многое, что происходило вокруг, мне было неведомо. Я ничего не знала об ужасающей безработице на севере страны, о несправедливости по отношению к рабочим, которые не получали оплачиваемого отпуска, о том, что они устраивали забастовки из-за того, что семьи их находились на грани голодной смерти.
Дэвид рассказывал мне обо всем этом, и я догадалась, что именно это и являлось содержанием его книги.
— Конечно, мы не единственная страна, где происходят такие вещи, — говорил он. — Жажда наживы вытесняет все другие интересы. Толстосумы и политики везде одинаковы — в Америке, в Англии, или, скажем, в каком-нибудь государстве Тимбукту.
— Я вчера купила вашу книгу, — сообщила я. — Но у меня не было пока что времени ее прочесть.
— Надеюсь, она вам понравится, — сказал Дэвид. — Я написал ее в форме романа только потому, что официальные отчеты вроде «Белой книги» читает лишь горсточка людей. У романов гораздо большая аудитория. — После некоторой паузы он добавил: — Возможно, на основе моей книги будут снимать фильм.
— Это было бы замечательно! — воскликнула я. — Надеюсь, что так и будет.
К этому времени ужин был окончен, и перед нами стояли лишь две чашки кофе. От ликера я отказалась, а Дэвид заказал себе бренди.
— Могу я закурить? — спросил он. — Ведь вы, наверное, не курите?
Я отрицательно покачала головой.
— Вы не курите, вы, по сути дела, не пьете, и вы говорите, что ни разу не целовались до вчерашнего вечера, — сказал он шутливым тоном. — Вы непредсказуемы, Саманта. — Я ничего не ответила, и спустя некоторое время он продолжил: — Вдобавок ко всему вы еще не разучились краснеть, А я-то думал, что в наши дни молодые девушки давным-давно утратили эту способность.
— Я ничего не могу с этим поделать, — огорченно сказала я.
— Ну и слава Богу, что не можете, — отозвался Дэвид. — Вам это очень идет.
Он сказал это с какой-то непонятной интонацией, и я заметила:
— Вы говорите так, будто я делаю это намеренно.
— Сомневаюсь, что это было бы возможно, — сказал он. — Но в вас все так противоречиво!
— Я ничего не могу с этим поделать, — повторила я.
— Ну и не надо. Хотя это весьма огорчительно, во всяком случае для меня.
— Почему? — удивилась я.
— Потому… — проговорил он медленно, точно подыскивая слова. — Когда я пригласил вас вчера вечером, я думал, что мы с вами развлечемся, или, вернее, что вы меня развлечете.