— Сэма Викарсона, пожалуйста. Это Тривейн... Сэм, пришло время Брюса. Нет, не ты, а я... Выясни, где он, и перезвони мне. Я дома... Нет, не передумаю. Перезвони как можно скорее. Я хочу видеть его сегодня днем.
Тривейн поставил телефон на тумбочку и бросил взгляд на жену. Филис сидела за туалетным столиком, нанося последние штрихи в макияже. Перехватив в зеркале взгляд мужа, сказала:
— Я уже все поняла. Что-то подсказывает мне, что наша прогулка по памятным местам откладывается.
— Ничего подобного. Я отлучусь на пятнадцать — двадцать минут, только и всего. Можешь подождать меня в машине.
Филис подошла к кровати и, посмеиваясь, указала на смятые простыни.
— Это я уже слышала. Вы хищник, мистер Тривейн! Мчитесь домой с работы, насилуете непорочную и еще молодую хозяйку, засыпая ее обещаниями, а после того, как ваше желание удовлетворено и вам удалось вздремнуть, принимаетесь звонить по телефону...
Эндрю посадил жену к себе на колени, нежно коснулся ее груди, провел рукой по плечам, Филис шутливо поцеловала его в ухо. Он осторожно переместил ее со своих колен на кровать.
— О Эндрю, ведь мы не можем...
— Еще как можем. Сэм вряд ли объявится раньше чем через час.
Он стал раздеваться. Филис разгладила рукой простыни, легла с краю, ожидая мужа.
— Ты неисправим. За это я тебя и люблю... С кем ты собираешься встретиться?
— С гадким маленьким человечком по имени Родерик Брюс, — ответил Энди, снимая рубашку и забираясь в постель.
— Газетчик?
— Да. И он бы нас с тобой не одобрил...
* * *
Бобби Уэбстер сидел за столом, положив перед собой руки. Он опустил голову и закрыл глаза, чувствуя, что подступают слезы. Дверь кабинета он запер уже давно, теперь ему никто не мешал. Удивительно, но глаза все еще оставались сухими. Подсознательно он знал почему, но ответ этот был так страшен, что он постарался его отбросить. Он потерял способность плакать.
Reductio ad manipulatem[3].
Есть ли такое выражение? Должно быть. Годы изобретения различных заговоров и тайных замыслов, невысказанных, забытых, несчитанных, — сколько их было? Сотни, тысячи?
Сработает или нет? Вот что важнее всего. Человек — всего лишь Икс или Игрек, с ним можно считаться, а можно отбросить как что-то ненужное, в зависимости от обстоятельств. Человек — лишь часть формулы, не больше. Даже такой человек, как он сам.
Бобби Уэбстер наконец почувствовал на глазах слезы. Он уже почти плакал, сам того не замечая.
Пора было идти домой.
* * *
Тривейн шел по густо устланному коврами коридору, направляясь к ступенькам, над которыми висела табличка. Надпись на древнеанглийском гласила: "Пентхаус. Родерик Брюс Он поднялся по ступенькам, подошел к двери и нажал кнопку звонка, оглашая пространство за черной эмалевой дверью с сияющей медной отделкой громким звоном. Из-за двери раздавались приглушенные голоса. Один из них, очень взволнованный, принадлежал Родерику Брюсу.