— Так бывает, — снова вступил в разговор президент, — мне говорили...
— Это пришло ко мне... с помощью жены... Ну, а то, что случилось в марте пятьдесят второго, было той же пустой тратой времени, о которой я уже говорил. Я находился от этих людей по другую сторону, но пустота была одинакова... Это все, господин президент и господин посол, — все, что я могу сказать... Искренне хотел бы надеяться, что вы меня поняли...
Тривейн улыбнулся самой лучшей своей улыбкой: он говорил искренне. Хилл кивнул и уселся в кресло, а президент поднял стакан с виски.
— Мы получили ответы на все наши вопросы, — сказал он, — которые, как отметил посол, нас интересовали. И я хочу вас заверить в том, что мы не сомневаемся в вашей порядочности, в которой, кстати, не сомневались никогда.
— Того, кто оставляет собственную фирму, чтобы взяться за неблагодарную государственную работу, — рассмеялся Хилл, — да еще при этом взваливает на себя благотворительный фонд, можно назвать Цезарем финансового мира!
— Благодарю вас.
Наклонившись вперед, президент посмотрел Тривейну прямо в глаза.
— Вы даже не представляете себе, мистер Тривейн, какое огромное значение мы придаем этой работе! Но я советую вам все-таки держать дистанцию с теми, кого вы встретите на вашем пути. Столкновение финансов и политики всегда имеет отпечаток нечистоплотности, когда же об этом начинают говорить, ситуация усугубляется... Иными словами, если вы примете наше предложение, мистер Тривейн, обратного пути для вас уже не будет.
Тривейн прекрасно понимал, что президент дает ему последний шанс. Но он уже принял решение — и не сейчас, а лишь только возникли первые слухи о его назначении. Да, он именно тот, кто сделает эту работу. И он хочет ее сделать! Причин более чем достаточно. Одна из них — память о зале суда в Бостоне...
— Я согласен, господин президент, — сказал Тривейн. — Я берусь.
— Верю в вас, мистер Тривейн!
Нельзя сказать, чтобы Филис часто испытывала раздражение по отношению к мужу. Правда, порой он казался слишком уж беззаботным, но Филис объясняла это его огромной занятостью, а вовсе не равнодушием к окружающим. Скептически настроенный ко всякого рода тонкостям, сам он тем не менее являлся довольно тонкой натурой: резким, но в то же время обходительным. Иногда, правда, он бывал резок и с ней, но всегда справедлив. К тому же он всегда приходил ей на помощь, когда она больше всего в нем нуждалась. Особенно в те ужасные годы...
Но сегодня вечером Филис была недовольна: Эндрю опаздывал на встречу, которую сам же назначил ей в половине восьмого в Палм-Корте, в отеле «Плаза». Никаких причин опаздывать у него не было, во всяком случае, он ее об этом не предупреждал.