Пробило уже четверть девятого, и Филис терялась в догадках: что же произошло? Ни звонка, ни предупреждения. Она была голодна как черт, кроме всего прочего, на этот вечер у нее была запланирована масса дел. Дети уже целую неделю ходили в свои респектабельные школы: Памела — к мисс Портер, а Стив — в Хейверфорд. Мужья, конечно, не понимают, что этому предшествует. А ведь отправляя детей из дому на целых три месяца, приходится принимать решения, мало в чем уступающие решениям бизнесменов. Вот и сегодня она собиралась кое-что в этом плане сделать. Кроме того, ей нужно подготовиться к лекции. Вместо этого ей пришлось тащиться в Нью-Йорк!
А теперь она сидит здесь и ждет!
Сто раз она собиралась поговорить с Энди о том, что ему нужен шофер. Она ненавидела этот проклятый «линкольн», хотя идея нанять шофера была не менее ненавистна. Но Энди не позволял ей ездить в Нью-Йорк на маленькой машине, приводя в доказательство неопровержимую статистику дорожных происшествий, из которой явствовало, что маленькие машины попадают в аварию чаще.
О-о-о, к черту, к черту, к черту! Где же он? Двадцать минут девятого. Это уже просто оскорбительно!
Она заказала второй бокал вермута и почти допила его. Этот безобидный, можно сказать, женский напиток было приятно потягивать маленькими глотками, что Филис и делала. Ей льстило, что мужчины, проходившие мимо ее столика, бросали на нее восхищенные взгляды. Не беда, что ей уже сорок два, вот-вот стукнет сорок три и у нее двое детей! Нужно обязательно сказать об этом Энди. Он, наверное, рассмеется и скажет что-нибудь вроде того, что недаром же он на ней женился: она не какая-то там замарашка...
Мысли ее обращены были в прошлое. Она вдруг подумала, что ей повезло и в сексе. Энди был страстным и разборчивым любовником, им было хорошо в постели. Как это сказал Теннесси Уильямс? Это был Уильямс? Да, должно быть... Одна из его ранних пьес об итальянцах... Там один сицилианец сказал: «Если все в порядке в постели, то все в порядке и в браке!» Что-то вроде этого.
Ей нравился Теннесси Уильямс. Он был и поэтом и драматургом. Возможно, больше поэтом.
И вдруг Филис почувствовала страшную слабость. Весь Палм-Корт закружился у нее перед глазами.
Откуда-то сверху доносились чьи-то встревоженные голоса:
— Мадам, мадам! Вам плохо? Мадам! Принесите скорее соли!
Потом раздались совсем другие слова, смысл которых ускользал от нее, потому что Филис утратила всякое чувство реальности. Что-то твердое ударило ее по лицу, и она догадалась, что это мраморный пол, значит, она упала. Вокруг становилось все темнее и темнее.