— Ваше превосходительство! Иван Григорьевич! Здесь раненый, а вы…
Что еще за Иван Григорьевич? Да еще и – генерал?! Почему не знаю? Пора было открывать глаза, и пытаться разглядеть того, кто все-таки сумел вывести из обычного равновесия добрейшего доктора Маткевича.
— Да он и не спит, — обрадовался незнакомец. — Ну сами же посмотрите! Вон веки дрожат… Господин Лерхе?! Вы меня слышите?
— Ваше превосходительство! Его превосходительство серьезно ранен, и я самым настоятельным образом запрещаю его как-либо волновать! Кроме того, имейте в виду, господин генерал-адъютант! Герман Густавович пока не в силах разговаривать!
— Да что ж вы все… — тут его превосходительство позволил себе использовать некоторые фразеологизмы, связанные немногочисленными междометиями и союзами, от которых принято беречь уши детей и дам. Но без которых приказы и распоряжения, что на строительствах, что в армии или флоте, выполняются, почему-то, заметно менее расторопно. — Там уже объявлено! В газетках пропечатано! Вскорости уже и прибыть должны, а у него тут ни губернатора нет, ни исправляющего должность!
Видимо был вечер. Об заклад бы биться не стал, но вряд ли этот громогласный матерщинник пришел бы к постели тяжелораненого ночью. Тем не менее, на тумбочке у моей кровати уже горела керосиновая лампа, не способная, впрочем, осветить большую часть спальни. Так что остановившихся у порога спорщики видно было совершенно отвратительно.
— Ну так и разбирались бы с секретарем его превосходительства! — доктор, едва достающий до плеча высокому незнакомому генералу, продолжал, в меру своих сил, пытаться защитить мой покой. — Или в Магистрат сходите. Что же касается господина Фризеля, так мне представляется – весь город, кроме господина Катанского знает, где наш любезный Павел Иванович ныне обретается.
— Р-р-развели тут у себя бар-р-рдак! — рявкнул Иван Григорьевич, почему-то тыча пальцем левой руки в невиноватого меня. — Интриги, к Черту-Дьяволу! Заговоры! И этот еще, так не вовремя геройствовать полез!
— Герман Густавович? Как вы себя чувствуете? — не слушая распалившегося невесть откуда взявшегося начальника, нагнулся ко мне доктор. Как я себя чувствую, едрешкин корень? Так, словно меня неделю били ногами, и только по счастливой случайности – не убили. Как я себя чувствую, если любое движение вызывает такой прострел боли, что белый свет не мил становится?!
— Кто это? — невнятно спросил я, старясь не двигать губами. Получилось совсем негромко.
— Это, ваше превосходительство, его превосходительство, генерал-адъютант свиты, Иван Григорьевич Сколков…