— А…
Точно! Как же я мог забыть. Мы же даже его кортеж на тракте встречали. Вместе с парой других караванов, стояли на обочине, ждали пока карета этого царского посланца, в сопровождении полусотни кавалеристов, промчится мимо.
— Что он?
— Он в смятении, Герман Густавович, — ничуть не стесняясь подошедшего совсем близко генерала, хмыкнул Маткевич. — Днями Манифест вышел, что, дескать, цесаревича нашего, Николая Александровича, государь наместником Западной Сибири назначил. И будто бы даже кортеж великого князя ныне уже из Тюмени выехал, а здесь и встречу должным образом организовать некому. В Магистрате паника. Господин Фризель продолжает прятаться от майора Катанского, а вы…
— Ах, как вы, дорогой Герман Густавович, не ко времени безумствами своими занялись, — вскричал Сколков и рубанул рукой воздух. Рукой, лишенной кисти, и перемотанной бинтами.
— Что с ним?
— Пушечное ядро, я полагаю. Кисть удалили неудачно…
— Это давно было, — поморщился генерал. — При Альме еще. Не зарастает, зар-р-раза, как следует. Я уж такого от этой, врачебной, братии натерпелся… Даже здесь, у вас в Томске уже, этот вот самый, господин Маткевич, осматривал… Ну да это пустое. Как мы станем государя цесаревича нашего встречать? Вот что важно!
Гадство! Какая, все-таки, неудобная у Миши фамилия. Никак ее выговорить, не тревожа мышцы лица, не получается. Пришлось терпеть.
— Ну и что это значит? — вскинул брови генерал. — Чем ваш секретарь нам помочь в силах?
— Катанский… Отстранить на время. Вернуть Фризеля. Почему не Омск?
Невнятно получилось. Я так старался, дважды повторил. А они, вместо того, чтоб объяснить – почему нового наместника должны встречать в Томске, а не в административной столице западной Сибири – в Омске – затеяли обсуждение возможности как-то унять пыл жандармов, чтоб вернуть на свой пост Павла Ивановича. Пришлось, привлекая внимание доктора, громко застонать и, рискуя потерять сознание от боли, чуть ли не кричать:
— Почему не Омск?
— Ну-ну, голубчик, — закудахтал врач. — Вам нельзя волноваться! Полюбуйтесь, ваше превосходительство, что вы наделали!
— Цесаревич избрал Томск местом своего пребывания, — угрюмо выговорил Сколков. К тому времени, я уже прикрыл веки не в силах терпеть режущий глаза свет, так что о выражении лица личного порученца царя мог только догадываться.
В какой именно момент личный порученец государя покинул мою спальню, не заметил. Уморил он меня так, что я едва-едва снова сознание не потерял. Боль эта еще проклятая. Изводит, знаете ли. Изматывает.
Притворился, будто бы уснул. Это чтоб доброго доктора успокоить. Чтоб не лез ко мне с глупыми вопросами. Что за привычка – спрашивать у тяжелораненого человека – как ты себя чувствуешь? Как космонавт после трехдневной центрифуги, едрешкин корень!