— А вы еще какие-нибудь стихи Пушкина знаете, — снова подкралась Тамара, — кроме неприличных?
— Могу почитать. — Авилов оживился, сел и торжественно продекламировал:
«Один имел мою Аглаю
За свой мундир и длинный ус,
Другой — за деньги, понимаю,
Другой — за то, что был француз.
Клеон — умом ее стращая,
Дамис — за то, что сладко пел.
Теперь скажи, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?»
Женщины переглянулись. Тамара сочувственно улыбнулась Наташе, очи злорадно блеснули.
— Ну ты что, серьезно, что ли? — огорчилась Наталья. — Это ж томительный обман. Любовь для него — обман мечты, понимаешь?
— Как хочу, так и понимаю, — буркнул он. — Имею право.
Авилов еще раз искупался и направился в гостиницу, прихватив книжку. Наташа с Тамарой принялись считать. Вы с Сашей, мы с Митей, Лариса с Геной, Алексей Иванович, библиотекарша. Приехал чиновник, босс по культуре, он точно пойдет, и старичок Павел Егорович. Как раз десять человек, договариваемся с директором, Марьей Гавриловной, и вечером, часов в семь, собираемся у дома.
«Не забудьте зонтики, к вечеру обещали грозу!» — помахала всем Наташа.
Авилов отправился в гостиницу дальним путем, мимо Нины. Через забор увидел, что она лежит в шезлонге с ослепительно белыми плечами, рядом с подсолнухом, закрыв глаза и улыбаясь. Он остановился. Глаза ее открылись, она подошла и приблизила лицо, такое красивое, что жутковато смотреть, и он сощурился, как от солнца.
— Хочешь квасу? — предложила она.
— Хочу, — он зашел за ней в прохладный дом. Лучи лежали на белой скатерти и отражались от самовара, образуя узор. Он выпил квас, поставил кувшин и быстро обнял ее.
— Пойдем к тебе.
Не ответив, она вышла в боковую дверь и забралась на высокую кровать. Сняла сарафан. Больше Авилов ничего не видел и уходил молча, в растерянности, не поняв, что это было. Но не то, что обычно бывает между мужчиной и женщиной.
К вечеру они собрались возле дома, поджидая Марью Гавриловну. Их оказалось ровно десять, и старичок в соломенной шляпе, Павел Егорович, шутил, что раз их четное число, то неожиданностей не предвидится. Но тут появилась Нина в ковбойских сапогах и джинсовой куртке на ремне. В закатном солнце ее волосы отливали красным. Павел Егорович снова пошутил, что раз их теперь одиннадцать, то может случиться все что угодно. Нина подошла к Авилову, одолжила сигарету и, прожигая Наташу синим взглядом, дерзко спросила: «А вы женаты?»
— Как-то не думали пока, — ответила Наташа.
— Неподходящая вы пара. Он же уличный… — Нина отошла беседовать с библиотекаршей, а Наташа побледнела.